Наконец, армия, к этому времени уже на три четверти состоящая из уроженцев Индостана достигает южной оконечности субконтинента. Переправившись через Адамов мост [9] на Цейлон, Александр завершает войну, подчиняя мелкие дравидийские княжества острова. Вновь, как когда-то, после завоевания Персидской империи, встает вопрос: что же дальше? Продолжить войну, или, наконец, остановиться, и приступить к обустройству своих колоссальных владений?
От обитателей покоренных царств, от иноземных послов и купцов и собственных криптиев – разведчиков, царю хорошо известно о лежащих за Индией землях.
Он знает о находящемся в нескольких неделях морского пути обширнейшем архипелаге (нынешней Индонезии), истинные размеры которого неведомы. Острова эти сказочно богаты, и населены многочисленными и воинственными народами. Знает он и о лежащем севернее Золотом Херсонесе – Малакке. Знает о государствах нынешнего Индокитая. Надо ли тратить силы на их завоевание? Царь ведь уже не так молод, скоро он сравняется возрастом со своим отцом. И если да, то какой путь избрать? Отправлять ли на их покорение флот? Послать ли войско по суше, через почти непреодолимые горы и джунгли?
Или, быть может, вновь вернуться на запад, дабы на этот раз подчинить северных варваров: всех этих кельтов, германцев и фракийцев?
В эти же годы, помимо великих походов, происходят и более мелкие войны на окраинах. Стратеги Александра сражаются в Верхнем Египте, стремясь завоевать африканские царства Мероэ и Напата.(102,37) Отбивают происходящие время от времени наскоки северных соседей на границы изрядно обезлюдевшей Македонии и галлов на италийские владения. Обороняют бывшие карфагенские владения от осмелевших нумидийских племен. В далекой Испании пытаются окончательно покорить воинственных иберийцев, а на юге – продвинуться в Аравию. Но все это вряд ли удостоится чего-то большего, нежели десятка-другого строк в трудах тогдашних, да и будущих историков.
Между тем положение в огромном государстве оставляет желать много лучшего. Непрерывные войны поглощают весьма и весьма большое количество материальных и людских ресурсов, что порождает вполне объяснимое недовольство в массах. Прибавьте к этому бесконтрольную власть и самоуправство алчных наместников, борьбу придворных партий вовсю пользующихся многолетним отсутствием монарха в столице, связанные с этим раздоры среди министров и советников. Вдобавок, представители высшей и местной власти, рекрутированные как из числа греко-македонцев, так и иноплеменников, очень быстро усваивают весь набор разнообразных восточных пороков – от бессмысленной расточительной роскоши и неудержимого казнокрадства до употребления наркотиков. Все вышеперечисленное отнюдь не способствует благополучию империи. Правда, несколько оживляется торговля, что связано с устранением границ и таможенных барьеров.
Характер царя царей с возрастом также отнюдь не улучшался бы, скорее наоборот. Только усугубились бы те отрицательные черты, что проявились в нашей истории ближе к концу его жизни – вспышки беспричинной ярости, подозрительность, жестокость.
Еще не один сановник, и не один город испытали бы на себе его гнев, выразив даже малейшее непокорство, или просто попав под горячую руку. Рискнем предположить, кто именно из его приближенных разделил бы судьбу Пармениона и Каллисфена. Это, безусловно, Антипатр, которому, по всей видимости, стоил бы жизни давний конфликт с мстительной и властолюбивой Олимпиадой, Птолемей – тому наверняка бы припомнили идею раздела империи, высказанную во время болезни Александра и, наконец, Чандрагупта.
Этот хитрый индийский царек сумел, в свое время, накануне первого индийского похода, втереться в доверие к Александру, став при нем чем-то вроде советника по всем вопросам, касающимся Индии. В действительности же, он рассчитывал, используя македонцев в своих интересах, при первом удобном случае изменить им, и самому править отвоеванными у прежних владык индийскими землями (что, в нашей реальности ему и удалось, после смерти изгнав греков из Таксилы, и став родоначальником династии Маурьев и предком знаменитого Ашоки). (104, 235)
Идут годы. [10] Войны сменяются недолгим миром. Бывает и так, что стоит угаснуть сражениям на одном конце державы, то сразу же вспыхивает война на противоположном. Но жизнь на огромном пространстве от Атлантики и Кантабрийских гор до Цейлона, отнюдь не исчерпывается одними лишь войнами. Строятся новые города, развиваются ремесла, ширится торговля, создаются новые произведения искусства и философские системы. Для огромного большинства поданных Александра, и он сам, со всей его властью, и войны, которые он ведет где – то очень далеко от их краев, остаются некоей абстракцией. Есть целые обширные области, вроде упоминавшейся выше Согдианы, где власть его скорее чисто номинальная, а сборщики податей – весьма нечастые, мягко говоря, гости.
Несмотря на сохраняющийся (при все большем влиянии азиатских культур) эллиноцентризм и приверженность правящей верхушки (при всех нюансах) классическим греческим ценностям, вновь созданное государство быстро приобретает черты классической восточной империи, хотя в областях Эллады частично сохраняется полисный строй.
Провозглашается формальное равенство всех подданных, независимо от нации, места жительства и религии, хотя на практике оно соблюдается далеко не всегда.
Изменилась и армия. В ней, как уже говорилось, очень мало греков и македонцев. Они сведены в отдельные части, на случай неповиновения туземных войск. Основную же массу солдат составляют жители азиатских, африканских, индийских провинций огромной империи, правда, обученные и вооруженные по македонскому образцу. Наряду с тяжелой кавалерией не раз приносившей македонцам победу, немалое место занимают и конные лучники из числа кочевых племен; Индия поставляет боевые колесницы и многочисленных слонов – непобедимую элефантерию.
Двигающиеся вместе с войсками и посольствами историки, философы, географы собирают сведения о землях, где им довелось побывать. Греческие ученые творчески осваивают мудрость иных культур, пытаясь свести воедино все, что известно им и их предшественникам о мире.
Под руководством великого Неарха заметных успехов достигает мореплавание. Корабли его подчиненных активно исследуют побережье Аравии и Персидского залива, стремясь установить морское сообщение между Месопотамией и Египтом.
Осваивается и прямой морской путь из Красного моря в Индию – греческие навигаторы почти на два столетия ранее, чем в нашей истории, открыли секрет муссонных ветров, позволяющих быстро пересекать Аравийское море.
Обсуждается вопрос о посылке экспедиции вокруг Африки с участием западных финикийцев-жителей бывшего Карфагенского союза, по примеру организованной за три века до того по приказу фараона Нехо. Одновременно делаются попытки исследовать восточное побережье континента; суда из Египта с каждым годом заплывают все дальше на юг.
Даже требования божественных почестей и поклонения владыке уже становятся привычными. Большинство следует словам одного спартанца: «Так как Александр хочет быть богом, пусть будет богом».(111,97)
Стареющему царю, впрочем, это все не слишком интересно. Он торопится завершить объединение под своей властью всей Ойкумены – ведь он уже принял решение о том, куда двинет свою несравненную армию в этот раз.