И купидон улетел не с пустыми руками.
– В любом случае, Пуппер это или нет – Гэ Пэ мой! Не смей даже мечтать о нем! Мне с десяти лет снится, что я жена Гурия Пуппера! Он берет меня под руку и ведет по цветущему вишневому саду. Пенелопа Пуппер – неплохо звучит, не правда ли? Гэ-Пэ и Пэ-Пэ! – в голосе у Пипы возникла несвойственная ей мечтательность.
– Тогда уж Гу-Пу и Пи-Пу… Пи – Пипа, Пу – Пуппер… О, Пи-Пу – это уже все равно что Пипа! Видно, тебе на роду написано быть его женой, – задумчиво сказала Таня.
Она подумала, что Пипа основательно отличается от Гробыни. Склеповой никогда не приснилось бы, что она с Пуппером идет по саду. А вот по супермаркету – совсем другое дело. Но тогда Пуппер уж точно не шел бы с ней рядом, а, пыхтя, катил бы нагруженную тележку.
Внезапно Пипа схватила Таню за руку. В ее глазах вспыхнул голубоватый ведьминский огонь, которого никогда не бывает у лопухоидов. Этот огонь Таня прежде видела лишь у Медузии и однажды у Великой Зуби, когда та случайно подхватила вирусный сглаз.
– Дай мне страшную клятву, что ты никогда не выйдешь замуж за Пуппера! Что ты отдашь его мне! Поклянись, скажи: “Разрази громус!” — звенящим от напряжения голосом потребовала Пипа.
Таня задумалась. С какой это радости она будет делать Пенелопе такие подарки?
– Нет, не буду клясться! – сказала она. Пипа прищурилась.
– Но почему? Значит, у тебя есть на моего Гурика какие-то виды? Признавайся!
– Виды? Видов нет. Но все равно не буду клясться. И потом, как я могу отдать тебе то, что мне не принадлежит? Пуппер же не моя собственность. Тебе он нужен – ты его и завоевывай, – уклончиво ответила Таня.
Любимая сестренка некоторое время сверлила ее глазками, но, поняв, что на Таньку где сядешь, там и слезешь, – решила оставить ее в покое.
– И завоюю, можешь не сомневаться! Если я что-то решила, то иду до конца! И не советую никаким обормоткам с непонятными фамилиями становиться у меня на пути, – буркнула Пипа.
Она отпустила Танину руку, легла на кровать и повернулась к Тане Гроттер спиной.
– Жаль, здесь нет лоджии! Я бы вытурила тебя на лоджию! – сказала она.
Таня ласково посмотрела на Пипину спину.
– Я бы сама с удовольствием легла на лоджии. Особенно сегодня ночью, – спокойно произнесла она.
– Почему это?
– Ненавижу крики и стук крышки. Это меня всегда жутко нервирует.
– Какой еще стук крышки? – напряглась Пипа.
– Гм… У Склеповой, чью кроватку ты унаследовала, было странное чувство юмора. Если перед сном не произнесешь обережное заклинание, ночью кровать перевернется и закроется вон той вот крышечкой… А если попытаешься открыть или даже мечом разрубить – снаружи лягут железные обручи. Про смерть богатыря Святогора читала? Тут та же магия! – пояснила Таня.
– Врешь! Это не крышка, это книжная полка… Вообще, блин, странная она какая-то. И кровать странная, – неохотно признала Пипа.
– А ты не смотрела, на чем ты спишь, нет? – удивилась малютка Гроттер.
– Не смотрела и не собираюсь! Что я, кроватей не видела?
– Кровати-то ты видела… Ладно, спокойной ночи! – сказала Таня.
Пипа некоторое время лежала, а потом все же встала и недоверчиво заглянула под матрас. Ее вопль был слышен даже в караулке циклопов, которые, однако, были слишком заняты, проигрывая Клоппику и поручику свои секиры, чтобы бежать проверять, в чем дело.
– И чего вопить? Гроб, он и в Африке гроб. Доски, ткань, ручки – ничего особенного, – произнеесла Таня, когда Дурнева-младшая наконец замолчала.