Кто-то бесцеремонно забарабанил в дверь. Таня открыла. На пороге, неопределенно улыбаясь, стояла Пипа. За ее спиной на полу громоздился целый бастион из чемоданов.
– Привет, Гроттерша! Как в старые-добрые времена! Надеюсь, ты еще не завалила Гробынин шкафчик своим барахлом? Если завалила – вытряхивай его немедленно! Теперь тут буду я! – сообщила она, поочередно затаскивая в комнату свои чемоданы.
Таня молча смотрела на нее.
– И даже не поможешь? – удивилась Пипа. – Вот он, эгоизм, так и прет, так и прет! Нет чтобы броситься мне на шею. Все-таки родная кровь!
– Что ты тут делаешь? – хмуро спросила Таня.
– Как что? Собираюсь тут жить! Ты глупеешь прямо день ото дня, Гроттерша! Поверь, если бы я просто пришла к тебе в гости, то сделала бы это с пулеметом, но никак не с чемоданами! – заявила Пенелопа.
– А как же Шито-Крыто? Указала тебе на дверь? – поинтересовалась Таня.
– А вот и не угадала. Ритке совсем не хотелось со мной расставаться. К ней перевели первокурсницу из сто шестой комнаты… А меня Медузия сослала (классное слово, не правда ли? – куда лучше, чем “послала”) к тебе.
Таня вздохнула. Если Пипу действительно переселила Медузия, то это решение окончательное и избавиться от Пипы не удастся. Все решения, принимаемые доцентом Горгоновой, изначально имеют гриф окончательности.
– А в сто шестую комнату кого? – спросила она.
– Никого. Там никто жить не хочет. В сто шестой на второй кровати девчонка, маленькая такая, с беленькой косичкой. Не видела? Днем вроде ничего, терпеть можно, сидит и над книжками ботанеет, как Шурасик, а ночью превращается в пантеру. Рвет одеяло когтями, бросается…
– Бросается? Почему? – удивилась Таня.
– А я откуда знаю? Вроде, бразильская вирусная магия или прабабушка была оборотнихой. Да какая разница? Мне лично по барабану, – сказала Пипа.
Таня хмыкнула, подумав, не та ли это девчонка с беленькой косичкой, которая тогда обратилась к Гуннио Гломини, а потом с восхищением бежала за ней, когда она шла рядом с носилками? Та тоже, кажется, была с первого курса. Таня Гроттер даже вспомнила ее имя.
– Маша Феклищева – девочка-пантера? Трудно поверить! – сказала она.
– Да ты всех знаешь! Прям магическое справочное бюро! С меня дырка от бублика! – с издевкой воскликнула Пенелопа.
Протолкнув в комнату последний чемодан, Пипа бесцеремонно завалила всю комнату – не только свою половину, но и Танину. Уж насколько у Гробыни было много барахла – однако с Пи-пиным это ни в какое сравнение не шло.
Громоздя чемоданы, Пипа сшибла с подставки скелет. Паж, щелкнув зубами, безуспешно попытался тяпнуть ее за палец.
– Что еще за фокусы? – возмутилась Пипа, отдергивая руку. – Это чучело я завтра же выброшу! Пускай убирается в анатомический театр, если не может вести себя прилично! Тебе все ясно, кошмарное создание? Пакуй свои берцовые кости и вали отсюда!
Таня с недоумением смотрела на Пипу, как неглупый взрослый человек смотрит на вздорную собачонку, облаивающую его в соседнем дворе. За четыре года, что она жила в Тибидохсе, Таня успела основательно отвыкнуть от дурневской дочки. Правда, Таня кое-чему успела научиться, но Пипа тоже не теряла времени даром, ухитрившись унаследовать все лучшие качества своих папочки и мамочки.
Наконец Пипа приткнула последний чемодан и плюхнулась на кровать.
– Ну все! Свои шмотки я завтра разберу! Не думай, Гроттерша, что я позволю тебе забарахлять комнату. У тебя будет просто военный порядок… Комплект зимней одежды, комплект летней, так и быть, контрабас – а остальное я все повыбрасываю. Ненавижу, когда комната превращается в питомник по разведению моли! – заявила Пипа.