– От перелома руки никто еще не умирал! И вообще, для умирающего ты говоришь слишком длинные предложения.
– Ягун, отойди! Ванька, да не нужен мне никакой Пуппер! Как ты этого не понимаешь, дурак? – плача, крикнула Таня.
Не отпуская ее руки, Ванька погладил Таню большим пальцем по тыльной стороне ладони. Это было обычное для него проявление сдержанной нежности.
– Нет, не надо перечеркивать жизнь… Пуппер тоже любит тебя. Он лучше меня. Он знаменитый, красивый, богатый… С ним тебе будет надежно! – сказал он.
– Замолчи! Я его сглажу, этого Пупсера-Чупсера!.. – возмутилась Таня. – Разве ты не обиделся на меня, когда я притворялась, что не люблю тебя? И вчера, когда я устроила тебе эту сцену?
– Обиделся, да… Но все равно… не мог… забыть… Днем я старался не обращать на тебя внимание, а вечером все равно думал только о тебе… – отрывисто сказал Ванька, закусывая губу.
Таня оглянулась на Ягуна. Кашлянув, внук Ягге деликатно удалился. Его окружили подбежавшие младшекурсники и члены сборной команды Тибидохса, не решавшиеся подойти к Тане и Ваньке.
– Как он? – спросила Катя Лоткова, взволнованно заглядывая Ягуну в лицо.
Баб-Ягун скорбно посмотрел на нее. Потом взял за рукав и важно отвел в сторону.
– Совсем плох. Умирает. Уже бредит, – отрывисто сказал он.
– Бредит? – испугалась Катя.
– Да. Любовный бред – самая тяжелая форма шизофренического бреда. В отличие от всех остальных форм бреда он неизлечим, – серьезно пояснил Ягун.
– А ты сам часом не шизофреник? – подозрительно спросила Лоткова. Она уже начинала смутно догадываться, что ее водят за нос.
– А как же! Шизофреник, разумеется, – с готовностью подтвердил Ягун. – Проблески у меня бывают только по пятницам, начиная с девяти часов вечера. Кстати, что ты делаешь в ближайшую пятницу? Смотаемся куда-нибудь?
Катя фыркнула и отошла. Ягге вместе с запыхавшимся Соловьем наконец подбежали к Ваньке.
– Ну, Гроттер! Ну, Танька! Ну, Валялкин! – сипло выдохнул тренер.
Больше он ничего не смог выговорить. Зато Ягге достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что произошло.
– Поднимайте его и несите в магпункт. Здесь я смотреть не буду… Руку зафиксировать в одном положении! И укутайте его во что-нибудь! Разве не видно, что у него озноб? – строго велела она джиннам. Ваньке же она сказала: – Терпи, жених! Если ничего больше не сломано, скоро будешь на ногах. Для постоянных клиентов у меня костеростки двойного размера плюс нагоняи бесплатно.
Когда Ванька был уже на носилках, Ягге требовательно оглянулась на Таню:
– Стоп! И ее тоже в магпункт! Почему она на ногах? А если у нее внутреннее кровоизлияние?
Джинны двинулись было к Тане, заходя с двух сторон.
– НЕТ! – крикнула малютка Гроттер. – Я не хочу! Я буду с ним! Не подходите!
Верно уловив в ее голосе отчаянную нотку и заметив проскочившую по кольцу красную молнию, Ягге сделала джиннам знак.
– Хорошо, барышня, можешь не ложиться на носилки и идти рядом со своим Ванькой, – терпеливо сказала она. – Но имей в виду, в магпункте тебе все равно придется его оставить. Я разберусь с его рукой и займусь твоими ушибами и ожогом. Только не говори, что их нет. В этом случае я решу, что ты ударилась головой, и буду настаивать на обязательной госпитализации…
Так они и шли до самого Тибидохса. Ягге с Соловьем, безразличные ко всему джинны и Таня, которая шла рядом с носилками, держа Ваньку за руку. За ними на некотором отдалении длинной процессией тянулись младшекурсники и сборная Тибидохса.
Неожиданно кто-то дотронулся до обожженного локтя Тани.