Было видно, что это правда.
Я бы дал ей тридцать лет. Белокурые, коротко подстриженные волосы выглядели вполне натурально, хотя и казались много светлее темноватых бровей, которые сейчас перерезала тревожная складка. Лицо слегка присыпано веснушками, особо заметными на фоне легкого загара.
– Он пережил серьезный шок. Возможно, потребуется время на восстановление, – сказал я.
– Бедняжка Сэм. И ведь накануне летних каникул… – Она кинула взгляд в сторону приоткрытой двери. – Вы считаете, ему понадобится психотерапевт?
Я и сам об этом подумывал. Если не наступит улучшений в ближайшие день-два, мне придется выписывать направление. Увы, мне самому довелось пройти таким путем, и я знал, что порой прикосновение к ране заставляет ее кровоточить еще сильнее. Я бы предпочел дать Сэму шанс самостоятельно выздороветь, пусть даже такой подход и шел вразрез с новомодными взглядами.
– Посмотрим, как пойдет дело. Может быть, к концу недели он сам встанет на ноги и даже будет бегать.
– Надеюсь…
– Думаю, сейчас самое лучше – отправить его домой, – сказал я. – А вы не звонили в школу, где учится его старший брат? Может быть, там знают, где и как найти родителей?
– Н-нет. Никому это даже в голову не пришло.
Она выглядела раздосадованной на саму себя.
– Есть кому с ним посидеть, пока они не приедут?
– Я посижу. А в классе меня подменят, я найду кого-нибудь. – Тут она сделала круглые глаза. – Ой, простите, я ведь не сказала! Я его учительница!
Я улыбнулся:
– Да я так и подумал.
– Боже мой, и даже не представилась! – При вспыхнувшем румянце веснушки проступили заметнее. – Дженни. Дженни Хаммонд.
Она застенчиво протянула руку. Теплая и сухая ладонь. Мне вспомнилось, как кто-то упоминал, будто в начале года появилась новая учительница, но впервые увидеть ее довелось только сегодня. Вроде бы.
– Мне кажется, я вас раза два видела в «Барашке», – сказала она.
– Возможно. Ночная жизнь здесь несколько ограничена.
Она усмехнулась:
– Да, я заметила. Так ведь мы потому и приезжаем в такие места. Уйти от всего остального…
Должно быть, у меня что-то промелькнуло на лице.
– Простите, но… у вас такое произношение… я и подумала, что вы не местный…
– Да нет, ничего, я действительно не отсюда.
Все же мой ответ, видимо, не до конца ее успокоил.
– Мне, наверное, лучше вернуться к мальчику.
Вместе с ней я зашел попрощаться с Сэмом и убедиться, что ему на самом деле не требуется успокоительное. Надо будет наведаться вечером и сказать матери, чтобы не пускала его в школу еще несколько дней, пока болезненные воспоминания об увиденном не покроются достаточно прочной коркой, которая позволит ему выдержать бесцеремонные тычки его школьных товарищей.
Я уже подходил к «лендроверу», когда зазвонил мобильник.
Маккензи.
– Вы сообщение оставляли, – начал он без предисловий.
Слова из меня хлынули безудержным потоком:
– Я помогу вам идентифицировать труп, и на этом все. Я не собираюсь влезать в это дело дальше, договорились?
– Как скажете.
Нет, не чувствовалось благодарности в таком ответе. А с другой стороны, не столь уж любезным было и мое предложение.
– И как думаете начать?
– Мне надо посмотреть, где нашли труп.
– Труп уже в морге, я мог бы вас там встретить – скажем, через час…
– Нет-нет, мне не нужен труп. Только место, где его нашли.
Его раздражение ощущалось даже через телефон.
– Почему? Что это даст?
У меня пересохло во рту.
– Попробую собрать «гербарий»…
Глава 6
Над болотом лениво плыла цапля, скользя по волнам леденящего воздуха. Со стороны она казалась слишком большой, чтобы держаться в небе: гигант в сравнении с мелкой болотной птицей, на которую временами падала ее тень. Уйдя в вираж, цапля стала снижаться и, дважды хлопнув крыльями, села на воду. Высокомерно тряхнув головой, она неторопливо пробралась через мелководье и застыла окаменевшей статуей на ногах-тростинках.
Я неохотно оторвал от нее взгляд, заслышав подходящего Маккензи.
– Вот, – сказал он, протягивая запечатанный пластиковый пакет. – Надевайте.
Достав белый хлопковый комбинезон, я сунул в штанины ноги и, следя, чтобы не прорвать тонкую ткань, стал натягивать его поверх ботинок и брюк. Стоило только застегнуться, как сразу выступил пот. До отвращения знакомое чувство влажного дискомфорта.
Словно шагнул назад во времени.
Я не мог стряхнуть с себя ощущение дежавю с той самой минуты, как встретился с Маккензи на пустыре, куда днем раньше привел за собой двух полицейских. Сейчас дорога в два ряда была уставлена патрульными машинами и внушительными автофургонами, что служат в качестве мобильных командно-спасательных центров или штабов. После того как я надел комбинезон и полотняные бахилы, мы, не говоря ни слова, прошли через болото по тропинке, обозначенной параллельными полосками оранжевой полицейской ленты. Я знал: Маккензи хочет спросить, чем я собираюсь заняться; знал также и то, что он думал, будто такое его любопытство выглядело бы признаком слабости в моих глазах. Сам я, однако, ничего не говорил вовсе не из тщеславного желания разыгрывать из себя влиятельную, неприступную особу. Просто оттягивал как можно дольше тот момент, когда придется взглянуть в лицо тому, ради чего я здесь очутился.
Место находки трупа было отгорожено дополнительными полосками ленты. Внутри, обезличенные белыми комбинезонами, копались в траве сотрудники полиции. Это зрелище вновь вызвало к жизни непрошеные воспоминания.
– У кого этот поганый «Викс»? – спросил Маккензи, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
Какая-то женщина протянула ему пахучую смесь. Маккензи мазнул себе под носом и предложил баночку мне.
– Там еще довольно сильно воняет, хотя труп уже убрали.
Было время, когда я настолько сжился с запахами, присущими моей работе, что уже не беспокоился о них. Только все это в прошлом. Я нанес мазок камфорно-ментолового вазелина поверх верхней губы и, энергично шевеля пальцами, просунул руки в пару резиновых хирургических перчаток.
– Если хотите, есть маска, – сказал Маккензи. Я машинально замотал головой. Мне никогда не нравилось надевать респиратор без острой необходимости. – Тогда пошли.
Он нырнул под оранжевую ленту. Я за ним. Внутри круга полицейские из спецбригады прочесывали почву. Дюжина небольших маркеров, воткнутых в землю, обозначала точки, где были найдены потенциальные вещдоки. Я заранее знал, что большинство из них бесполезны: конфетные фантики, окурки и фрагменты костей животных, не имеющие никакого отношения к тому, что пытается обнаружить спецбригада. С другой стороны, на этом этапе полиция не знала и не могла знать, что важно, а что – нет. Все будет разложено по пакетикам и убрано для дальнейшего исследования.
В нашу сторону кое-кто кинул парочку любопытствующих взглядов. Тем временем лично меня интересовал только центральный участок. Здесь трава почернела и погибла, напоминая кострище. Хотя убил ее не огонь. Стало заметно кое-что еще: прорезавшийся даже сквозь защитный ментол запах, который ни с чем не спутаешь.
Маккензи бросил в рот мятную лепешку и убрал коробочку в карман, ни с кем не поделившись.
– Это доктор Хантер, – сообщил он полицейским, хрустя лепешкой. – Он судебный антрополог. Будет помогать нам идентифицировать труп.
– Да ну? Ох, видно, придется ему повозиться, – заметил один из сотрудников. – Трупа-то здесь нет.
Послышался смех. Их можно понять: они занимались своей работой и встречали в штыки любые попытки вмешаться. Особенно со стороны гражданских. С таким отношением я уже сталкивался.
– Доктор Хантер здесь по поручению старшего следователя Райана. И вы, разумеется, окажете ему всю помощь, какая потребуется. – В голосе Маккензи зазвучало раздражение. Лица вокруг внезапно стали совершенно непроницаемыми, и я понял, что этот выпад пришелся против шерсти. Впрочем, мне было все равно. Я уже сидел на корточках возле полоски мертвой травы.