«Ведьма!» – пронеслось в голове Дьяченко. Он инстинктивно попятился от нее, хотя деваться было некуда – разве что провалиться сквозь ложе. Хлестнув гневным взором, девушка остановила Вальку одним коротким жестом: откуда ни возьмись в ее руке возник игрушечный единорог – мутновато-желтый, с неизменно яркой янтарной бусинкой на кончике рога. Короче, тот самый сувенир из офиса Хека. Гойтосира улыбалась – вновь лицо ее было молодым и прекрасным, губы призывно приоткрылись, снежно-белая полоска зубов влажно светилась. Дьяченко почувствовал, как мгновенно откликнулась его плоть, как улетучился страх, как враждебность и недоверие уступили место жажде – жажде греха. Продолжая таять под ее зеленым всепроникающим взором, Дьяченко уже был готов отдать жизнь за одну-единственную ее любовь. «Ведьма», – с надеждой прошептал он.
Не отводя взора, Гойтосира улыбалась все шире, на ее верхних клыках мерцали алмазы.
– Этого медного Оззо нашли в твоих одеждах, – молвила она, поднося почти к самому Валькиному носу бронзового единорога. Но все внимание Дьяченко, вновь напрягшегося, собравшегося в комок, в эту минуту было приковано к другой, правой руке девушки: в ней Гойтосира сжимала роскошную, украшенную щедрой жменей сверкающих камней рукоять ножа или кинжала.
– Это всего лишь сувенир… – едва слышно прошептал Дьяченко. В его бедном сердце опять поселился страх, рассудок слабыми молоточками забил тревогу – слишком поздно забил.
– Сувенир? Мне не знакомо значение этого слова. Думаю, ты лжешь, малодушно пытаясь спасти свою жалкую жизнь. Но я не верю ни единому твоему слову! А-ха-ха-ха! Ты послан нам судьбой! Лучшее тому доказательство – эта удивительная медная фигурка! Никогда еще ни одному воку не приходилось держать в руках ничего подобного! Бронзовый Оззо – это знак! Он ясно и недвусмысленно свидетельствует о твоей неизбежной жертвенности, о твоем священном предназначении. Будь мужественным, будь полнокровным, как река в половодье. Твоей крови жаждут тысячи душ воков! Это были отважные воины. Они отдали жизнь за свободу нашего племени: одни сделали это вчера, другие – а их большинство – так давно, что уже никто и не вспомнит. Но все они одинаково нуждаются в твоей защите – защите твоей крови! Ведь души воков-воинов, отправившись в мир иной, стали там добычей отроков – мерзких демонов с оленьими рогами и обманчиво-сладкой, ангельской внешностью. Отроки – о, как я их ненавижу! – крича, Гойтосира распахнула изящный ротик – вдруг с ее правого клыка упала алая капля. Дьяченко вздрогнул, он не мог пошевелить пальцами ног – те внезапно отнялись.
– Если мы сейчас не поторопимся, – горячо задышала-зашептала Гойтосира, – оленеподобные демоны утопят в Юфилодоре души воинственных и справедливых воков. Если мы не поторопимся, о пришелец с бронзовым Оззо, знаком, ниспосланным нам великим и всемогущим Хорсом, если мы не поспешим, души моих предков навсегда сгинут на дне озера демонов, где тени питаются душами живых, где злые боги прут из влажного, вязкого мрака, точно речной сорняк, где правит бог всех демонов и падших ангелов Хоре!
– Хоре?! – ошарашенный, воскликнул Дьяченко. Ему показалось, что он ослышался. – Но ты же сама назвала его богом солнца!
– Ни слова больше! – девушка перебила его, ничуть не смутившись, заткнув ему рот молниеносным, пламенным поцелуем. – Теперь или никогда! – взмахнув правой ногой, как птица крылом, она ловко оседлала тело Дьяченко, безошибочно отыскав его мужское естество, одной лишь волей своей и жаром юного тела заставила его подчиниться своему желанию. Когда Дьяченко, окончательно потеряв голову, утратив врожденную способность к самосохранению, достиг невыносимо нежных глубин и уже был готов щедро поделиться с ними самым сокровенным, что у него было после жизни – своим семенем, – красавица Гойтосира едва не перерезала ему горло. В бешеном ритме двигая неутомимым, как у кошки, телом, жадно глотая стоны и признания молодого пришельца, девушка, вновь по-волчьи оскалившись, занесла над ним исключительной красоты смерть… Но ударить ножом не успела – в шатер царя Коло-ксая ворвался… сам Коло-ксай! Со свитой и верными воинами.
4
– О демон! Остановите Гойтосира!! – с порога вскричал царь, и повязка на его глазу надулась, как парус от дерзкого ветра. Бежавший рядом рослый, статный воин в высокой черной шапке и с алой лентой на правой руке – точный двойник черного всадника, пленившего Дьяченко – быстро метнул копье. Короткое тонкое древко с тяжелым железным наконечником пробило чудесную грудь Гойтосиры в тот самый миг, когда по ее юному телу побежала волна экстаза. Черно-красная кровь хлынула на Дьяченко – кончая, тот чуть не захлебнулся в ее холодных душных струях, принесших смрад и горечь преисподней. Он с трудом избавился от стремительно деревенеющего тела. А когда, вытерев рукавом кровь с лица, вновь глянул на Гойтосиру, то обмер от неожиданности, а потом, спустя краткий миг, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, заорал что есть мочи! Подле его ложа, распластавшись на земляном полу, корчилось в смертельных муках чудовище с безобразным обличьем и грудью, поросшей длинной косматой шерстью. «Гойтосира-колдун!!» – ужаснулся Дьяченко.
– Гойтосир – посланник Виораха, бога хлопов – крысоподобных демонов, – словно прочтя мысли пленника, поправил Коло-ксай. Метнув на пленника быстрый, оценивающий взгляд и тут же, презрительно прищурившись, отведя его, царь воков приказал воину, убившему демона:
– Порк, немедля веди чужеземца на капище!
– Нет!! – набравшись смелости, вдруг выпалил Дьяченко. – Сначала объясните, какого черта вы меня здесь держите!
От неожиданности, от резкого звука чужого голоса царская свита замерла, Порк выверенным движением схватился за меч, а сам царь вновь вперил в пленника испытующий взгляд – на этот раз в его взоре мелькнула искра интереса.
– По правде говоря, не по нраву мне добыча Оржефара… Но у меня нет другого выбора. Ныне степь оскудела благородными мужами, достойными стать жертвой великому Хорсу. Приходится довольствоваться бродячими, безродными псами…
– Да пошел ты, тоже мне царь выискался! – ругнувшись, Дьяченко ринулся было на Коло-ксая, но два плечистых стражника из царской свиты, опередив Вальку, схватили его за руки. Боже, что он делает?! На чужого царя руку поднял! Не иначе бес попутал!
Царь, казалось, пропустил мимо ушей выходку чужеземца. Помолчал, задумчиво глядя поверх его головы, поверх уродливых останков Гойтосира… Затем, видимо, справившись с затаенной яростью, продолжал – голос царя стал тверже и звонче:
– Лаять попусту – удел невежественных псов. Я без тени жалости отдал бы приказ привязать брехливого пса, присланного нам отважным Оржефаром, к конскому хвосту и выгнать коня в степь. На три дня и три ночи развеять беспутный прах его! Пес!! Я не удостоил бы его даже случайным взглядом, не говоря о чувственной речи, не окажись у него священного знака моего племени – медного Оззо!
– Да е-мое, дался вам этот единорог! – завелся опять Дьяченко – ну точно демон взбаламутил его душу. Предчувствуя, что так или иначе ему крышка, он вновь полез на рожон. – Сначала мне ваш демон уши прожужжал про какого-то Оззо, теперь царь взялся про то же талдычить!
– Ну ты, сквернослов! – рявкнул, не выдержав, Порк и ударил плашмя мечом Дьяченко по голове – тот так и рухнул на колени, выпучил очи, беззвучно хватая ртом воздух. Коло-ксай, досадливо поморщившись, поднял руку. Повинуясь знаку, от свиты отделился воин и вылил на голову пленника ковш воды. Порк нехотя спрятал меч.
– И что же сообщил тебе демон Гойтосир? – впервые обращаясь к Дьяченко на ты, произнес царь воков.