Мистер Норрелл ничего не ответил.
– Но ведь верно, – продолжал мистер Лассельс, – что никто из волшебников-ауреатов не мог с ним сравниться? Королевства по всем мирам, сколько бы их ни на есть[14]. Толпы рыцарей – людей и эльфов, готовых исполнить его волю. Не говоря уже о его долголетии: нас уверяют, что под конец своего трехсотвекового правления он оставался, во всяком случае внешне, юношей.
Мистер Норрелл вновь ничего не ответил.
– Или вы думаете, что истории лгут? Я часто слышал, что Короля-ворона не было или что то был не один человек, а целая череда волшебников с одинаковой внешностью. Может быть, вы тоже так думаете?
Мистер Норрелл явно предпочел бы промолчать, но прямота вопроса обязывала его ответить.
– Нет, – сказал он наконец. – Я твердо убежден, что он существовал, однако не могу назвать его влияние на английское волшебство иначе как пагубным. Он употреблял магию самого скверного свойства, и я бы хотел, чтобы и самое его имя забылось навсегда.
– А как насчет ваших волшебных слуг, сэр? – спросил мистер Лассельс. – Они видны только вам? Или другие тоже могут их видеть?
Мистер Норрелл фыркнул и ответил, что у него их нет.
– Чего нет? – изумленно воскликнула дама в алом платье.
– Вы мудры, мистер Норрелл, – сказал мистер Лассельс. – Дело «Таббс против Стархауса» стало предостережением для всех волшебников[15].
– Мистер Таббс не был волшебником, – отвечал мистер Норрелл. – Однако, будь он величайшим волшебником христианского мира, ему бы все равно не следовало стремиться к обществу эльфов. Никогда в Англии не было ничего опаснее и вреднее этой породы. Слишком многие волшебники по лени или по невежеству пренебрегали наукой и направляли все усилия на то, чтобы приобрести себе слугу-эльфа и переложить колдовство на его плечи. В истории Англии полно таких людей, и некоторые, рад заметить, наказаны по заслугам. Вспомните Бладворта[16].
Мистер Норрелл обзавелся кучей новых знакомых, однако никто не воспылал к нему искренней дружбой. В целом лондонцы нашли его весьма скучным. Он ничего не наколдовал, никого не проклял и ничего не предсказал. Однажды в доме миссис Годсден он заметил, что, кажется, скоро пойдет дождь, но пророчество не сбылось – дождь так и не пошел до следующей субботы. Он редко говорил о магии, а если и говорил, это больше напоминало урок истории, и ни у кого не хватало терпения его слушать. О волшебниках прошлого он упоминал неодобрительно, за исключением одного случая, когда с похвалой отозвался о Фрэнсисе Саттон-Гроуве[17].
– А мне казалось, сэр, – сказал мистер Лассельс, – что Фрэнсиса Саттон-Гроува читать невозможно. Я вечно слышу, что «De Generibus Artium» читать невозможно.
– О! – сказал мистер Норрелл. – Не знаю, насколько подобные труды занимают светскую публику, но полагаю, что для серьезного ученого, посвятившего себя изучению магии, Саттон-Гроув неоценим. В его книге вы найдете первую попытку обозначить те области магии, которые современный волшебник должен изучить, изложенную в перечнях и таблицах. Безусловно, классификация Саттон-Гроува во многом ошибочна, – вероятно, именно это вы имели в виду, утверждая, что его невозможно читать? Однако, на мой взгляд, нет в мире зрелища более отрадного, нежели десяток его списков. Ученый скользит по ним глазами и думает: «Это я знаю» или «Это мне еще предстоит» – и вот перед ним работа на четыре, может быть, на пять лет.
История о статуях в Йоркском соборе так приелась от частого повторения, что многие задавались вопросом, способен ли мистер Норрелл на что-либо еще. Мистер Дролайт счел себя обязанным придумать несколько свежих примеров.
– Но что этот волшебник умеет, Дролайт? – спросила миссис Годсден однажды вечером, когда мистера Норрелла рядом не было.
– Ах, мадам! – вскричал Дролайт. – Лучше спросите, чего он не умеет! Прошлой зимой в Йорке – как вы знаете, это родной город мистера Норрелла – сильнейший северный ветер сорвал с веревок все сохнувшее белье и бросил его в грязь. Олдермен, желая избавить дам от новой стирки, обратился к мистеру Норреллу, и мистер Норрелл призвал отряд фей, которые все перестирали. Кроме того, дыры на рубашках, нижних юбках и ночных колпаках оказались заштопаны, затрепанные края сделались как новые, и все горожане клялись, что никогда не видели такой ослепительной белизны!
Эта история стала очень популярной и подняла репутацию мистера Норрелла еще на несколько недель; всякий раз, как мистер Норрелл заводил речь о современной магии, слушатели полагали, что он говорит о чем-то подобном.
Однажды унылым сентябрьским утром, в среду, мистер Норрелл и мистер Дролайт сидели в библиотеке на Ганновер-Сквер. Мистер Дролайт был в середине длинного рассказа о том, что́ мистер Ф. произнес с намерением оскорбить лорда С. и что́ леди Д. об этом подумала, когда мистер Норрелл внезапно проговорил:
– Я буду признателен вам, мистер Дролайт, если вы скажете, сообщил ли кто-нибудь герцогу Портлендскому[18] о моем прибытии в Лондон?
– Ах, сэр! – вскричал Дролайт. – Только вы, сэр, при вашей скромности, могли задать подобный вопрос. Уверяю вас, все министры уже наслышаны об удивительном мистере Норрелле.
– Однако в таком случае, – сказал мистер Норрелл, – почему его светлость до сих пор ко мне не обратился? Я начинаю думать, что кабинет не ведает о моем существовании, – итак, мистер Дролайт, я был бы благодарен, если бы вы сообщили, есть ли у вас знакомства в правительстве, которыми я мог бы воспользоваться.
– В правительстве, сэр? – переспросил мистер Дролайт.
– Я прибыл сюда, дабы принести пользу отечеству, – скорбно произнес мистер Норрелл, – и надеялся к настоящему времени сыграть выдающуюся роль в борьбе с Францией.
– Если вам кажется, что вами пренебрегают, то я искренне сожалею! – воскликнул Дролайт. – Однако вам не следует так думать. В Лондоне достаточно дам и джентльменов, которые были бы счастливы увидеть ваши магические трюки в любой вечер. Не бойтесь нас напугать – у нас крепкие нервы.
Мистер Норрелл промолчал.
– Что ж, сэр, – сказал мистер Дролайт с вкрадчивой улыбкой и примирительным взглядом черных влажных глаз. – Не будем спорить. Однако, увы, помочь вам не в моей власти. У правительства своя сфера, у меня – своя.
На самом деле мистер Дролайт лукавил: он знал некоторых джентльменов, которые занимали различные посты в правительстве и охотно согласились бы встретиться с другом мистера Дролайта, если бы в обмен мистер Дролайт обязался не разглашать кое-какие факты из их частной жизни. Однако мистер Дролайт не видел в этом никакой для себя выгоды. Он предпочитал возить мистера Норрелла по гостям в надежде, что однажды тот все же согласится показать пару магических трюков, о которых так мечтают знакомцы мистера Дролайта.
Мистер Норрелл начал писать письма членам правительства, которые показывал мистеру Дролайту перед тем, как отдать Чилдермассу для отправки, однако члены правительства не отвечали. Мистер Дролайт предупреждал мистера Норрелла, что так оно и будет. Члены правительства всегда очень заняты.
Неделей или двумя позже мистера Дролайта пригласили в дом на Сохо-Сквер послушать итальянскую певицу, только что из Рима. Естественно, был приглашен и мистер Норрелл. Однако по прибытии Дролайт не сумел разыскать волшебника в толпе. Лассельс, облокотясь на каминную полку, беседовал с какими-то джентльменами. Дролайт подошел и спросил, не знает ли он, где мистер Норрелл.
– О! – сказал мистер Лассельс. – Он отправился с визитом к сэру Уолтеру Поулу. Мистер Норрелл владеет важными сведениями, которые желает безотлагательно довести до сведения герцога Портлендского. И мистер Норрелл намерен передать эти сведения через сэра Уолтера Поула.