Так продолжалось, пока в хижине не появился Трепыхающаяся Птица, который до настоящего момента находился рядом с Стоящей С Кулаком, присматривая за ней. Десять Медведей неожиданно для себя понял, что работа, которую он хотел поручить одному, требует двух человек. Он должен послать двух. Как только он подумал об этом, кандидатуры сразу же определились. Он должен послать Брыкающуюся Птицу для того, чтобы наблюдать, и Волосы Трепещущие На Ветру с его агрессивной натурой. Характер каждого из этих воинов представлял собой сущность его и людей его племени. Таким образом, они отлично дополняли друг друга.
Десять Медведей решил закончить совещание. Он не хотел всевозможных длительных обсуждений, которые могли бы привести к неверному решению. Когда наступил подходящий момент, он произнес красноречивую, хорошо продуманную речь. В ней перечислялось множество историй о численном превосходстве белых людей и их богатствах, особенно заметных по количеству оружия и лошадей. Закончил он замечанием, что человек, отправляющийся в Форт, будет разведчиком, и лучше, если его действия ограничатся только переговорами, но никак не стрельбой.
Когда он замолчал, длительная тишина послужила ответом на его слова. Каждый понимал, что Десять Медведей прав.
Первым заговорил Ветер В Волосах:
— Я не думаю, что идти и разговаривать с этим белым мужчиной следует тебе. Он не Бог. Он всего лишь еще один белый, заблудившийся на своем пути.
Хитрый огонек блеснул в глазах старого индейца, когда он ответил:
— Пойду не я. Должны пойти хорошие воины. Мужчины, которые смогут показать, что значит принадлежать к племени дакотов.
Здесь он остановился, прикрыв глаза для большего эффекта. Прошла минута, и кое-кто из присутствующих начал было думать, что Десять Медведей уснул. Но в последнюю секунду он открыл глаза только для того, чтобы произнести:
— Должен идти ты. Ты и Трепыхающаяся Птица.
После этих слов его глаза снова закрылись и он задремал, закончив Совет в самый подходящий момент.
II
Первая сильная весенняя гроза разразилась этой ночью. Она растянулась на милю и шла широким фронтом, громыхая раскатами грома и посылая на землю сверкающие вспышки молний. Дождь сплошной стеной стоял над прерией, перекатываясь вместе с грозой, заставляя прятаться все живое.
Громовые раскаты и свет молний разбудили Собранную В Кулак.
Капли дождя барабанили в стены хижины, как смертоносные пули из тысячи винтовок, и несколько секунд она не могла понять, где находится. В хижине было светло, и она повернулась в ту сторону, где посередине, на полу, был разложен костер. При этом движении одной рукой она случайно коснулась раны на бедре и наткнулась на что-то чужое, незнакомое. Женщины осторожно ощупала ногу и обнаружила, что та забинтована.
Она сразу все вспомнила.
Сонными глазами она обвела хижину, ища какой-либо подсказки, чтобы узнать, кто здесь живет. Стоящая С Кулаком знала, что это не ее дом.
Во рту у нее пересохло, и она вытащила одну руку из-под покрывала, чтобы пальцы могли исследовать пол. Первой же вещью, на которую они наткнулись, был маленький кувшин, наполовину заполненный водой. Она приподнялась на локте, сделала несколько длинных глотков и упала на спину.
Для нес кое-что оставалось неясным, но сейчас ей было трудно о чем-либо думать.
Под покрывалами, которые чья-то заботливая рука накинула на нее, было тепло. Тени от языков пламени плясали у нее над головой на стенах, конусом сходящихся вверху, и дождь без устали пел ей свою колыбельную. Она была очень слаба.
«Может быть, я умираю…» — подумала женщина, когда ее веки начали тяжелеть, закрывая от нее последние лучи света. Но перед тем, как уснуть, она сказала себе: «Это совсем неплохо».
Стоящая С Кулаком не умирала.