В жутком безмолвии лейтенант услышал случайный щелчок какого-то механизма, шелест шагов, фырканье лошадей. Они нетерпеливо били копытами и толкались.
Данбер открыл глаза для того, чтобы увидеть, как весь лагерь собрался у входа в деревню. Воины и юноши впереди, а за ними женщины и дети. Это был яркий образец диких людей, одетых в цветную одежду из кожи, совершенно особой расы. Они не дыша наблюдали за ним с расстояния меньше, чем сотня ярдов.
Руки лейтенанта устали от тяжелой ноши. Когда он попытался изменить позу, возник гул, но тут же затих в толпе. И никто из индейцев не сдвинулся с места, чтобы приветствовать его.
Группа старейшин — по-видимому, очень важных персон — собралась для совещания, а их люди продолжали стоять на своих местах, перешептываясь между собой. Гортанные звуки их голосов были настолько чужды ушам лейтенанта, что он с трудом мог бы назвать это разговором.
Во время этого затишья, Данбер чуть ослабил свое внимание и пробежал глазами по толпе. Неожиданно, взглянув на группу из десяти мужчин, сидящих верхом на пони, он заметил знакомые лица. Один из них был тем самым воином, который лаял на него так свирепо в день рейда в Форд Сэдрик. Ветер В Волосах так внимательно уставился на лейтенанта, что тот едва не повернулся посмотреть, нет ли кого-нибудь за его спиной.
Руки лейтенанта так устали, что он не был уверен, сможет ли двигать ими, но, так как взгляд воина был все еще прикован к нему, Данберу, он поднял женщину чуть выше, как будто говоря: «Вот… пожалуйста, возьми ее».
Удивленный этим движением, этим неожиданным жестом, воин заколебался. Его глаза пробежались по толпе, внимательно выискивая в этой повисшей над всеми тишине, был ли этот безмолвный знак замечен кем-нибудь еще. Когда он повернулся к Данберу, глаза лейтенанта все еще смотрели на него, и жест все еще сохранял свое значение.
С внутренним облегчением лейтенант Данбер увидел, как Ветер В Волосах слез с мустанга и направился в его сторону по неприкрытой травой земле. Томагавк, это орудие войны, безвольно болтался в его руке. Он шел и шел, и если страх и охватил воина, то он был хорошо спрятан за маской невозмутимости. Его лицо не выражало ничего. Казалось, он был настроен раздавать наказания.
Все присутствовавшие при этой сцене замерли. Расстояние между неподвижным Данбером и быстро шагающим воином стремительно сокращалось. Было слишком поздно останавливать то, что должно было произойти. Каждый просто стоял и смотрел.
При взгляде на выражение лица индейца, приближавшегося к нему, Данбер не мог не почувствовать страха. Тем не менее, он стоял не мигая. Ни страдания от тяжести ноши, ни боязни надвигающейся опасности его лицо не выражало.
Когда Ветер В Волосах очутился всего в нескольких футах от лейтенанта и замедлил шаг, Данбер сказал чистым, сильным голосом:
— Она ранена.
Воин устремил взгляд на лицо женщины, и тогда Данбер поднял свой груз еще чуть выше. Он отметил, что индеец узнал ее. На самом деле Ветер В Волосах был так потрясен, что ужасная мысль о том, что женщина могла быть мертва, пронеслась в его голове. Лейтенант тоже смотрел на раненую.
Пока он так стоял и смотрел на нее, женщина была вырвана из его рук. Одним сильным, уверенным движением она была вызволена из его объятий, и еще до того, как Данбер осознал это, воин уже возвращался к деревне, грубо таща Собранную В Кулак, как собаки тащат своих щенков. По дороге он что-то выкрикнул на своем языке, что вызвало всеобщие крики удивления среди дакотов. Они поспешили ему навстречу.
Лейтенант продолжал неподвижно стоять на два шага впереди своей лошади, когда вся деревня окружила Ветра В Волосах. Он почувствовал, как теряет присутствие духа. Это были люди не его расы. И он никогда не сможет узнать их по-настоящему. Они сразу же забыли о нем.