Эту старинную песню брат Паскуаль слышал и раньше. И всегда она заставляла его неодобрительно качать головой, поскольку слова ее мало походили на христианское воспевание любви. Но сейчас, помимо всего прочего, у монаха защемило сердце, потому что он узнал голос, исполнявший песню.
Разве можно перевести на наш грубый, тяжеловесный язык искрящийся водопад мексиканских слов? Но если сделать это добросовестно, строку за строкой, и постараться придать переводу некоторое подобие поэтической формы, то получится примерно следующее:
Последняя строка здесь настолько приглажена, что мало соответствует оригиналу, поскольку истинный ее смысл заставил бы покраснеть даже самого развязного стихотворца. Однако в Мексике то, что мы в нашей холодной стране зовем стыдливо «естественными потребностями», вызывает лишь веселый смех.
Одним словом, брат Паскуаль так и стоял, опершись огромной дланью о посох, слушая песню, пока из-за поворота не появилась девушка, столь легконогая, что казалось, она не ступает, а летит над землей.
Завидев монаха, девушка раскинула руки и с радостным криком бросилась к нему. Обняв широкие, мощные плечи великана, она подпрыгнула и расцеловала его в обе щеки. Потом, рассмеявшись, отстранилась от него и воскликнула:
– Брат Паскуаль! Ну надо же! Как я рада тебя видеть! Ну и чудеса – сколько бы ты ни бродил по горам, твой живот ничуть не уменьшается?! – и ткнула указательным пальцем в складки рясы повыше веревочного пояса.
– Что ты такое говоришь, Розита? – забыв, что собирался выговорить ей, произнес монах. – Живот мой не так уж и велик; просто я подтянул рясу повыше, чтобы было легче идти. Вот и получились складки, хотя на самом деле я вовсе не толстый.
– Ни за что не поверю, пока не увижу собственными глазами, – воскликнула Розита.
– Ну, тогда… – По простоте душевной монах уже начал приподнимать рясу, но, опомнившись, остановился. – Ах, Розита, – покачал головой укоризненно, – ты ведешь себя как чертенок. И сам старый черт всегда где-то рядом с тобой.
– Потому что он любит хорошеньких, – заявила Розита.
– Уж это точно, – согласился брат Паскуаль. – Ты очень красивая девушка, Розита.
– Небось ты каждый день встречаешь женщин в тысячу раз красивей, чем я, – поддела его Розита.
– Ну что ты! – не согласился монах. – Когда я брожу по горам и иногда размышляю о прекрасных женщинах, то у них у всех оказывается твое лицо.
– А что ты делаешь здесь, разгуливая среди скал? – полюбопытствовала девушка.
Монах выдернул из расселины посох, куда сам забил его, потом со всего маху вонзил палку на место.
– Послушай, Розита, бывают моменты, когда я просто не знаю, как мне разговаривать с тобой…
– А ты когда-нибудь знал, как надо разговаривать с женщинами, не считая старух, конечно?
– Я? Не уверен, – замялся брат Паскуаль.
– А почему не уверен?
– Потому что меня об этом никогда не спрашивали, – грустно признался монах. – А что, я совсем не умею разговаривать с женщинами?
– Ты говоришь так замечательно, что я просто не могу не любить тебя. – Розита снова попыталась расцеловать его.
Однако монах отстранил ее огромной ручищей:
– Дорогая, мне нужно кое-что сказать тебе.
– Я тебя слушаю. Может, поговорим по дороге?
– Во время ходьбы я сбиваюсь с мысли.
– Тогда зачем понапрасну тратишь столько времени, расхаживая по горам?
– Я хотел тебе что-то сообщить, и вот, пожалуйста, забыл, что именно, – сокрушенно вздохнул брат Паскуаль.
– Наверное, что-то насчет меня? – подсказала Розита.
– Ах да! – обрадовался монах. – Вернее, насчет этой замечательной… я хотел сказать – скверной песенки, что ты только что пела, Розита.
– Я думала, что, кроме гор и овец, меня никто не слышит, – улыбнулась девушка. – Братец, дорогой, я же пела ее не для мужчин.
– Почему ты всегда только и делаешь, что думаешь о мужчинах? – возмутился он.
– А о чем еще думать девушке?
– Ну, есть же эти горы, чистое голубое небо над ними, а за всем этим – вечное царство небесное.
– Но я спрашиваю, что делать девушке здесь, на земле?
– Цыц, Розита! Иногда ты выводишь меня из себя.
– Но, брат Паскуаль, если я стану петь о святом и возвышенном, то что останется на твою долю?
– Не знаю, – в замешательстве проговорил монах. Потом вдруг остановился и с силой опустил посох на землю. – Ты снова насмехаешься надо мной, Розита.
– Самую малость…
– И все же насмехаешься! Но вовсе не это сердит меня, Розита, а то, что ты расхаживаешь повсюду и распеваешь о мужчинах. Вот что печалит меня.
– Я пела не о мужчинах, а о ветре.
– Помилуй тебя Господь, бедное дитя! И прости меня, Господи, за то, что я не могу сердиться на нее.
– Но я же пела не о всех мужчинах, а только об одном.
– Какая разница?
– Еще какая! – возразила Розита. – Это все равно что сравнивать законное супружеское ложе с кое-чем другим… Но мы же не будем рассуждать на эту тему?
– Нет-нет! Конечно нет! – торопливо прервал ее брат Паскуаль. – Но, дорогая…
– Да, брат?
– Я хотел сказать… Что собирался сказать?
– Что-то насчет мужчин.
– Ты нашла своего мужчину?
– Нашла.
– И он тебя любит?
– Немного, – задумчиво склонив головку, призналась девушка.
– А он хороший человек?
– Он умеет красиво говорить с женщинами.
– Ах, Розита! – возмутился монах. – Неужели ты поддалась очарованию какого-то юного болтуна?
– Он очень смелый.
– Это он так говорит, – пробурчал себе под нос брат Паскуаль.
– Я так сильно люблю его, что даже решилась прийти к нему сюда, в горы.
– Мне придется молиться за тебя, Розита.
– Не забудь заодно помолиться и о себе.
– Помолюсь. Обязательно.
– Но что завело тебя так далеко в горы? Ведь здесь не твой приход и не то место, где люди могут обратиться к тебе.
– Бедные монахи, Розита, должны быть везде, где людям может понадобиться помощь и успокоение – как телесное, так и духовное.
– Однако, брат, ты идешь ко всем здешним людям или к кому-то одному?
– В данном случае – к одному.
– И он нуждается в тебе?
– Да.
– Он великий грешник?
– Есть и грешнее его, Розита, но таких немного.
– И он станет прислушиваться к твоим проповедям?
– Прислушиваться? Я на это надеюсь.
– А раньше прислушивался?
– Розита, о чем ты говоришь?
– Брат Паскуаль, дорогой мой брат Паскуаль, какой же ты слепой осел! Ты что, думаешь, я не знаю?
– Что ты знаешь?
– Я иду той же тропинкой, что и ты.
– Похоже на это – раз мы встретились.
– Ты что, не догадался, что мы идем к одному и тому же человеку?!
– Боже всемилостивый! – воскликнул монах.
– Не всегда он такой уж милостивый, но все же пусть поможет мне добраться до него! Ведь ты же разыскиваешь Эль-Кида.
– Так это в него ты влюбилась, Розита?
– А почему ты говоришь так, словно это тебе нож по сердцу? Ведь ты и сам любишь его.
– Люблю. Но он никогда еще не принес счастья женщине.
– Мне принесет… Хоть чуть-чуть.
– Розита, этот путь приведет тебя к греху.
– А разве бывает счастье хоть без небольшого греха?
– Цыц, дитя мое! Счастье в грехе? Грех в счастье? Нет, конечно нет.
– И что же тогда делать?
– Выйти замуж за порядочного человека, дитя мое.
– Который ложится спать в десять вечера и держит лавку?
– Почему бы и нет?
– Послушай, брат, а стал бы ты скитаться среди незнакомых гор и чужих людей ради спасения души такого вот лавочника?
– Надеюсь, что да.
– Надеешься, но – стал бы?
Брат Паскуаль совсем не умел врать. Крепко сжав пальцами посох, он покачал головой:
– Очень странно, но ты добралась до тех уголков моей души, в которых я еще сам до конца не разобрался. Да простит меня Господь!
– Господь возлюбит тебя еще сильнее, – заявила Розита.
– Однако, дорогая, ты пытаешься учить меня, хотя наставником должен быть я.
– Тогда пойдем вместе. Если мы будем говорить о нем, то тем самым будем наставлять друг друга. Ведь ты хочешь поговорить о нем?
– Когда я говорю о нем, у меня начинает щемить сердце… Кто может назвать его плохим человеком, Розита?
– А кто может назвать его хорошим? – подхватила девушка. – Ведь он же разбойник.
– Это так. Но он такой добрый, Розита. Такой великодушный и отважный.
– А скольких он убил?