– Буська! – раздалось с берега. – Вода теплая?
– Очень!
Венька подплыл ко мне, отфыркался и, хлопнув ладонью по воде, обрызгал меня.
– Фу, дурак!
– Ну привет, кузина, как вчера сходили в ресторанчик?
– Клево!
– Что наш Митрофаныч?
– Улет!
– Ухаживает?
– Нет.
– Ладно врать-то! Он ни одной юбки не пропускает!
– Так я же в брюках!
– Ладно, поскольку ты все-таки мне родственница и выручила меня, я не стану говорить, что ты дура.
– Да и сказал бы, я бы не обиделась, потому что только полная, законченная идиотка могла согласиться на такую авантюру!
– Знаешь, у тебя в глазах нет паники… Странно, раньше она была, еще какая… Признайся, Буська, ты переспала с Митрофанычем?
– Какая пошлая идея!
– И все-таки?
– Полькой клянусь!
– Странно, я же вижу, он явно положил на тебя глаз.
На это я отвечать не стала. Не буду же я рассказывать, что Гордиенко вчера слегка дал мне по носу, объяснив, что это всего лишь игра. А я не обиделась, а только обрадовалась, но, кажется, не подала виду.
Венька дважды доплыл до волнореза и обратно.
– Буська, давай научу тебя нормально плавать. Ты неправильно дышишь. Научишься правильно дышать, сразу сможешь дальше плавать.
– Научи!
– Обязательно, только не сейчас. Умираю с голоду.
Когда мы уже уходили с пляжа, навстречу нам попался Дружинин, небритый, мрачный, весь какой-то не выспавшийся. Он молча поднял руку в знак приветствия и поспешил к воде.
– Какой противный!
– Да нет, он хороший парень, просто встал рано. Это мы с тобой жаворонки, а он сова.
– По-моему, актер по определению не может быть жаворонком. Вы же никогда рано не ложитесь.
– Нет, но я встаю все равно рано. Мне достаточно пяти часов сна.
…И вот это свершилось! Мы сыграли свой спектакль, и успех был явным и несомненным. Правда, за час до начала Гордиенко, пошептавшись с Венькой и Оскаром, объявил, что мы играем нашу пьеску первыми. Потом он объяснил, что боялся, как бы я не перегорела. И, по-видимому, был прав. В дальнейшем мы будем играть последними, как предполагалось с самого начала. Рассказать, что я почувствовала, пока играла и когда выходила на аплодисменты, не могу. Просто не помню, это как будто происходило не со мной.
– Буська, я уже позвонил Польке, – шепнул мне Венька. – Ты просто молодчина, я не ошибся в тебе, сестренка!
Меня трясло, и он влил мне в рот немножко коньяку из фляжки Гордиенко. Потом мы с Юрием Митрофановичем тихонько вышли в зал посмотреть спектакль. Ах, как была хороша Барышева в чеховской «Драме»! Она ничем не напоминала Раневскую, была куда более простонародной и от неожиданности этого хода немыслимо смешной. Я заливалась хохотом, впрочем, может, это было на нервной почве. Златопольский читал рассказы Жванецкого на удивление изящно, не подражая автору, в какой-то совсем иной манере. Здорово. Последними на сцену вышли Дружинины. Сначала появилась Лариса, и публика ахнула – до того она была хороша. Потом появился Андрей. Куда девался мрачный, небритый тип? Он излучал обаяние и играл настолько естественно, забавно и заразительно – они исполняли смешной водевиль девятнадцатого века, приспособленный к нашему времени, – что постепенно все стали следить только за ним и стало видно, что он невозможно красив, а ее красота на сцене поблекла.
– Обратила внимание, никакой халтуры! – с гордостью прошептал Венька.
После спектакля был устроен легкий фуршет, все перекусили, слегка выпили и погрузились в микроавтобус, чтобы ехать в отель. На следующий день мы должны были играть в Ашдоде. Утром я опять пошла купаться и столкнулась внизу с Ларисой. Она была в коротеньких красных шортах и красной маечке. На ногах кроссовки.
– Привет, ты куда? – осведомилась она.
– Купаться, а ты?
– На пробежку! Ну пока!
И она унеслась в сторону набережной.
Потом из воды я видела, как она бежит – красиво и мощно. На обратном пути она меня догнала:
– Как вода?
– Теплая. А ты не купаешься?
– Потом! Я загорать люблю. А ты здорово поешь, я даже не ожидала. Только ты не профи, да?
– Нет, конечно!
– Сразу видно, но все равно здорово!
– Спасибо, мне приятно…
– А давай потом по магазинчикам прошвырнемся? Шмотки тут не ахти, но цацки можно купить недорого. Ты как насчет цацек?
– Нормально. С удовольствием пойду!
– Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора пошастаем, а потом на пляж. Идет?
– Идет! – с радостью согласилась я.
Обещанного Венькой арбуза не было. Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как зверь и сделала себе два больших бутерброда – ноздрястый серый хлеб, масло, селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд – мечта. А еще я взяла два куска очень аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:
– Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?
– Сожру, будь уверен.
– Разжиреешь!
– Не твоя забота!
– Как это – не моя? Ты в моей труппе! – Ион схватил один из бутербродов.
– Отдай!
– Обкусанный?
– Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где он? Нету.
– Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?
– Вот именно!
– Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что лишние килограммы я тебе прощаю заранее. Слушай, а сделай еще таких бутербродов, мне бы в голову такая прелесть не пришла. Купаться пойдешь?
– Уже купалась, а потом мы с Ларисой договорились прошвырнуться по магазинчикам.
– С Ларисой? Ты же говорила, что рядом вы будете как Пат и Паташон.
– Ничего. Как-нибудь. Она нормальная.
– Первый раз такое слышу. Скажи, Андрюха тебе вчера понравился?
– О да!
– А вообще как ты себя ощущаешь в новом качестве, а?
– Хорошо, но это не моя заслуга, а Гордиенко. Он все делает.
– Ну поешь, положим, ты сама… И я, кстати, слышал очень одобрительные отзывы.
– Обо мне?
– О тебе, дурища.
В этот момент появился Златопольский. Обворожительно улыбнулся:
– Привет, можно к вам подсесть?
– Садись, – разрешил Венька.
– А что это вы тут едите?
Вскоре и он уже с восторгом уплетал бутерброды с селедкой и яйцом. Ах, как он мне нравился! У него были кроме всего прочего такие изящные манеры! И обволакивающий голос…
– Броня, у вас дивный голос… Почему вы не стали певицей?
Я не успела ответить, как к нам присоединился Юрий Митрофанович и, разумеется, тоже польстился на бутерброды с селедкой. И все трое моих соседей по столу говорили, как хорошо я пела.
После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраску покурить.
И столкнулись с Дружиниными.
– Ты уже поела? – спросила Лариса, а Андрей хмуро кивнул. – Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.
Мы вышли на улицу Бен-Йегуды. И не спеша пошли по тенистой стороне, прилипая к витринам.
– Ты за границей часто бываешь? – спросила Лариса.
– Довольно часто, по работе приходится.
– Я тоже часто. Обожаю по магазинчикам прошвырнуться, в Москве некогда. Я тут уже была в позапрошлом году и помню как раз на этой улице одну лавчонку, даже не лавчонку, а заныр, там старуха торговала, недалеко. Я у нее тогда старинные бирюзовые серьги буквально за копейки купила.
– А браслеты у нее были?
– Какие?
– Понимаешь, мне кажется, к такой прическе нужны всякие тяжелые серебряные браслеты, чем больше, тем лучше.
Она смерила меня оценивающим взглядом и улыбнулась:
– Сечешь! Ой, вот эта лавка! Точно. Но тут закрыто!
– Наверное, еще рано, – предположила я.
– Может быть. Ладно, на обратном пути зайдем.
– Ларис, а ты в каком театре?
– Сейчас ни в каком. Раньше с Андрюшкой вместе играли, потом меня пригласили в один мюзикл. Там у меня пошло, но сборы были неважные, и мюзикл накрылся. А обратно в театр не берут. Но мне не больно и надо, все равно я там почти ничего не играла, так, при Андрюшке… а я хочу сама, понимаешь?
– Вполне.
– А ты теперь работу бросишь или уже бросила?
– Боже упаси! Это так, авантюра в отпуске. Я даже внешность изменила. Чтоб не узнал кто-нибудь. Иначе меня турнут.
– Ты замужем?
– Нет, в разводе. Но у меня дочке двенадцать лет и…
– Послушай, Полина…
– Лар, я не Полина, я Бронислава. Полина – это моя дочка.