– Вроде ж две лошади было?
– Одну, постарше, она сразу кузнецу продала, а с тех денег зерном на зиму запаслась да сена для второй лошадки прикупила. Вот уж точно люди сказывают: не было счастья, да несчастье помогло. Совсем вдова худо жила, второй год без мужика, куда ей одной поле поднять – самой едва на прокорм хватало, а тут еще малышни полная хата, помощники пока никакие, а всех одеть-накормить надобно.
– Добро… – Ивор отставил кружку, поднялся из-за стола. – Что ж, спасибо за хлеб-соль, пора и мне за свой помол браться.
– К Куре-то сходи, – сказал напоследок Еловит. – Завелась у него денежка, заезжал давеча мешок муки прикупить. Я девке твоей не говорил, она на расправу скорая: мужичонка-то вороватый, да трусоватый, кишка тонка топором махать. Вот за молчание мзду брать – по нем. А и проговорился бы – веры ему особой нет, против меня и то засудят, потому юлить будет до последнего. Ежели кметка его и пытала, с носом осталась. А ты его по-душевному спроси, как умеешь… Припугни там сглазом каким, что ли…
Подошла невесть как проведавшая об уходе гостя Радушка, со вздохом передала из рук в руки обвисшую, возмущенно дергающую хвостом кошку. Мерила, поди, лялькины одежки, ишь, взъерошилась.
– Ну, рад, ежели помог. – Мельник встал из-за стола вместе с гостем, пошел проводить до двери. – Заходи, буде что.
– Зайду, – пообещал Ивор, не оборачиваясь.
Он знал, что в этом доме на него не обидятся ни за невысказанные слова, ни за видимое небрежение. И вовсе не было нужды лишний раз прощаться и многажды заверять хозяев в своей благодарности.
Они и так знали – угрюмая волчья дружба стоит куда больше брехливой собачьей лести.
***
Где живет Куря Златоуст, Ивор спросить забыл. Однако возвращаться не стал. Огляделся, выбрал самую плохонькую крышу с проросшим возле трубы репьем, и уверенно направился туда.
Куря тем временем не находил места ни себе, ни завязанной узлом тряпице, в которой то и дело глухо и весомо бряцали кусочки металла. Мужик приподнял половицу, пошарил рукой в открывшейся щели и раздумал класть: как бы мыши, во множестве шнырявшие меж досок, не растянули содержимое заветного узла по всему подполу. Умостил было за печной вьюшкой, но тоже остался недоволен. Влез на лавку, потыкал пальцем в щель между потолком и верхним венцом, откуда неряшливо топорщился сухой блеклый мох…
Резкий стук в дверь сдернул Курю с лавки, мужик выронил узел и тот, распотрошившись от удара, усеял пол золотыми монетами. Пав на колени, Куря начал торопливо набивать карманы деньгами, одновременно пытаясь сотворить трясущейся рукой отвращающий беду знак.
– Не открою… – едва слышно бормотал мужик. – Нет меня… А хоть бы и сам князь, постучит-постучит, да уйдет…
Затаив дыхание, он прислушивался к подозрительно скоро затихшей двери, и не заметил, как из-под свода печи неслышно вылетела черная неясыть и пристроилась на краю лавки. Посидела, покрутила во все стороны поворотливой глазастой головой, щелкнула клювом.
Куря так и подскочил, обернулся. На лавке, нога за ногу, сидел треклятый ведьмарь, равнодушно оглядывая убогую горенку.
– Добрый день всем добрым людям, – безо всякого выражения произнес незваный гость. – Не помешал?
– Что ты, батюшка! – колотясь всем телом, с трудом выдавил застигнутый врасплох мужик. – Ты уж извини, что с дверью припозднился – иголку вот обронил, никак сыскать не могу, как бы ненароком с сором не вымести….
Ивор без спешки наклонился, подобрал закатившуюся под лавку монету, повертел в пальцах:
– Такой сор и впрямь из избы выносить не гоже…
– Ей-ей, ни сном ни духом… – запричитал незадачливый мужичонка, и тут же нашелся, льстиво искривил губы: – А может, это ты, батюшка, обронил?
Ведьмарь неопределенно хмыкнул, подбросил на ладони таинственную монетку и, к великой радости хозяина избы, вышел вон, а Куря еще долго трясся от страха, наново перепрятывая кошель.
У кузнеца Ивор тоже не задержался. Мимоходом оглядел покорную лохматую лошадку, привычную к неспешной ходьбе в оглоблях. Под седлом она то и дело вздрагивала, недоуменно косилась на всадницу, бойкую девку – кузнецову дочь, но взбрыкивать не пыталась, давно смирившись с человеческими причудами. Ивор потрепал добродушную старушку по широкой холке, вызнал уплаченную за нее цену, и улизнул прежде, чем словоохотливая девчонка успела рассказать ему, что купца, верно, убил кривой бобыль Купрей, положивший единственный завидущий глаз на купцову казну…