– Картина мне ясна, – кивнул он. – Я просто был слишком добр!
– Шеф, я человек простой, жаловаться не привык, но по мне, уж лучше горькая правда. Мы же неучи, люди приземленные, а тут такое отношение. Кстати, сам я ничего против учения не имею и работу свою обожаю, но сегодняшний день окончательно выбил меня из колеи. С этой джексоновской таратайкой я томлюсь от безделья и буквально засыпаю на ходу.
– Джо, – ответил мне на это босс, – ты разбиваешь мне сердце. Похоже, продолжительный контакт с мягчайшим железным сиденьем подействовал на тебя не лучшим образом.
– Да уж, – осторожно признался я, – впечатление такое, будто с меня заживо содрали пол-ярда шкуры. Редкий работяга вроде меня, привыкший иметь дело исключительно с чистокровными скакунами, не станет томиться от безделья, доведись ему править всего-навсего парочкой покладистых лошадок, вроде тех, что достались мне сегодня утром.
– Просто они очень хорошо воспитаны, – пояснил он. – Я это сразу понял.
– Да, шеф, – согласился я, – они целый день только и занимаются тем, что расшаркиваются друг перед другом в реверансах. По их милости на мне живого места не осталось!
– Какая досада, – покачал Ньюболд головой.
– Да, я даже прихрамывать начал. Все это время тешил себя надеждой, что смогу занять себя хоть чем-то полезным, а тут словно в насмешку судьба свела меня с трехколесной пародией на повозку, да еще видавшей такие виды, каких мне за всю жизнь не перевидеть. Этот тарантас умудряется проезжать даже там, где, казалось бы, проехать невозможно. Я бы сказал, что это карета для выпускника.
– Я и сам не устаю восхищаться ею, – поделился он. – Ну так что, Джо, и какой в этой связи у тебя напрашивается вывод?
– Мне очень жаль, босс, но думаю, нам придется расстаться. Боюсь, вы ошиблись во мне. Вам следовало бы набирать себе людей из приюта для престарелых, больницы или еще из какого-нибудь заведения такого рода; они не стали бы возражать против неполной занятости и были бы только рады развлекаться по двадцать часов в день. Наберите себе стариков, и они здесь снова почувствуют себя детьми; вот они-то не станут артачиться и будут беспрекословно отправляться вечером в постель, чтобы проспать свои законные четыре или даже целых пять часов.
– Дружище! – воскликнул босс. – Твои советы поистине бесценны. Огромное спасибо, я тебе за них бесконечно признателен. И все-таки, возможно, я хоть как-то могу облегчить твое бремя и предложить тебе другую работу.
– Какую же? – заинтересовался я. – Какая еще работа может быть на этих посиделках?
– Отчего же, можно, к примеру, работать на подаче сена, – предложил он. – К тому же Пит Брэмбл, как я погляжу, чуть не засыпает на ходу. Он вон там работает вилами. Почему бы тебе не поменяться с ним?
– Не уверен, что Пит захочет со мной меняться, – засомневался я.
– А мне почему-то кажется, что Пит с радостью поменяется местами с кем угодно, – возразил он. – Даже с резчиком проволоки.
С тонкостями процесса резки проволоки я тогда еще не был знаком и мог судить о нем лишь по крикам, доносившимся с той стороны; время от времени пронзительные вопли работавшего там парня достигали ушей моего мустанга, и он неизменно взбрыкивал, словно от удара кнута.
И тут подал голос рыжеволосый мальчишка.
– Резка проволоки – это мое самое любимое занятие, – объявил он.
Босс смерил его оценивающим взглядом:
– И охота тебе связываться? Ведь это работа для малышни.
– А я не прочь снова впасть в детство, – парировал мальчишка. – Я с удовольствием остался бы здесь, если бы вы разрешили мне целый день играть в такие игрушки.
– Полагаю, о прессах для сена ты тоже знаешь решительно все? – предположил босс.
– Нет, не все, – поскромничал паренек. – Многое уже успел подзабыть. Но были времена, когда я мастерил их вот этими руками. Так-то.
– И как, на твой взгляд, – продолжил босс допрос, – смог бы ты за три часа нарубить столько проволоки, чтобы нам хватило на час работы?
– Думаю, что и за час нарубил бы ее столько, что вам хватило бы на три.
– Мне тоже так кажется, – фыркнул босс. – Наверное, ты и с этим справился бы. Это же обычное дело для нормального мужика, зарабатывающего по доллару в день, не так ли?
– Знаете, как принято говорить в таких случаях? Дают – бери, бьют – беги!
Ньюболд аж подпрыгнул от неожиданности. Но в следующее мгновение, очевидно, вспомнил, что перед ним всего-навсего мальчишка. Снова смерив пацана оценивающим взглядом, он распорядился:
– Тогда, малыш, живо дуй туда и принимайся за работу. Скажи Бошу Миллеру, что он может оставить в покое и проволоку, и машинку для ее резки.
Однако мальчишка не спешил. Остался сидеть, где сидел, и по-прежнему жевал травинку, лениво перекатывая ее из одного уголка рта в другой.
– За доллар в день? – уточнил он.
– Если сумеешь нарезать столько проволоки, чтобы мы могли работать без остановки, то да! – подтвердил босс. – Но смотри мне, если запорешь больше двух отрезков… Кстати, звать-то тебя как?
– Чип, – отозвался паренек.
– Так вот, Чип, если испортишь больше двух отрезков, я тебя в порошок сотру, – пообещал босс.
Но эта заключительная часть фразы оказалась обращенной в пустоту, ибо пацан резво сорвался с места, устремившись туда, где работал резчик проволоки.
– Ну так как, Джо? Что ты теперь скажешь? – обратился босс ко мне.
– Ну что ж, – протянул я, – если Пит Брэмбл окажется таким идиотом, что согласится взяться за мою работу в обмен на свою, то я, пожалуй, тоже сделаю очередную глупость и останусь. Уж очень охота поглядеть, чем дело кончится. Это же не парень – орел!
Я поплелся к стогу и поинтересовался у Пита, не желает ли он уступить мне свое место и взяться за мою работу.
Пит подошел ко мне сквозь облако пыли и, растроганно моргая, взял обеими руками за плечи.
– Послушай, ты это серьезно? – проговорил он.
– Вполне, – ответил я.
Брэмбл молча развернулся и торопливо заковылял туда, где все это время стояла моя повозка. Опустив глаза, я глянул на собственные плечи. На них с обеих сторон красовалось по кровавому пятну.
Глава 4
Как говорится, выше головы не прыгнешь. Основная трудность заключалась в том, что, хотя Ньюболд и знал решительно все о коровах, в прессах для сена он практически не разбирался. В этом смысле наш хозяин был совершеннейшим профаном! Вернее, у него имелись кое-какие теоретические соображения на сей счет, но теории, как известно, губили и куда более великих личностей, нежели был он.
Теоретически возможно все: в дело вкладываются десять долларов, а потом остается лишь следить за рынком ценных бумаг, продавая акции именно в тот момент, когда цена на них достигает высшей точки, чтобы накупить их побольше и снова продать. За первую неделю теоретически это принесет вам триста двадцать долларов чистого дохода, за вторую – десять тысяч, за третью – двадцать тысяч триста, за четвертую – десять миллионов, за пятую – двадцать миллионов триста тысяч, за шестую – десять миллиардов. Готово!
К началу седьмой недели слух о вашем теоретическом успехе доходит до мультимиллионеров, и все они жаждут быть официально представленными вам; на восьмой неделе эти толстосумы прямо-таки умоляют вас взять их к себе на работу, а правительство единогласно принимает решение наградить медалью финансового гения, который лишь по доброте душевной удержался от того, что не скупил на корню по дешевке весь Уоллстрит и остаток страны в придачу.
В самом начале Ньюболд ознакомил нас со своей теорией.
Он сообщил:
– Придурок, который продал мне эту машинку, сказал, что ее производительность рассчитана на сорок пять тонн прессованного сена в день, но на практике, как правило, выходит сорок, потому что приходится тратить время на выемку тюка и на новую загрузку агрегата. Вычтем из этого еще пять тонн, которые этот мошенник наверняка приврал. Но даже в таком случае мы имеем тридцать пять тонн в день. Мы скосили три тысячи акров, стало быть, нам предстоит спрессовать где-то около двух с половиной или даже трех тысяч тонн и управиться со всем этим за девяносто дней. Итак, девяносто дней – это уйма времени, но ведь и три тысячи тонн сена тоже цифра нешуточная. Этого сена должно хватить на прокорм пяти тысяч ослабленных коров в течение ста дней в условиях самой лютой зимы или летней бескормицы. Теперь вы видите, какое это имеет для нас значение?