По дороге домой Сайрус свернул влево и направился в рощу. Уже смеркалось.
– Видите тот пень, отец? – сказал вдруг Адам. – Я часто прятался между корней с той стороны, когда вы меня наказывали или если было просто паршиво на душе.
– Пойдем посмотрим, – предложил отец, и Адам подвел его к пню. Сайрус взглянул на углубление между корнями, похожее на гнездо. – Я давно знаю об этом тайнике, – признался он. – Однажды, когда ты пропадал слишком долго, я догадался, что у тебя есть тайное убежище, и вскоре нашел его. Сердцем чувствовал, какое место ты для него выберешь. Видишь, как притоптана земля и вокруг оборвана трава? Когда ты тут скрывался, то сдирал кору и разламывал ее на кусочки. Я сразу понял, что это здесь.
Адам с изумлением уставился на отца:
– Но вы ни разу не пришли сюда за мной.
– Да, – согласился Сайрус. – А зачем? Так можно любого довести до крайности, но я на это не пошел. Перед смертью человеку всегда нужно оставить хотя бы один путь к спасению. Запомни мои слова! Думаю, я и сам понимал, как жестоко с тобой обошелся, и не хотел подталкивать к последней черте.
Отец и сын быстрым шагом шли через рощу.
– Хочется столько тебе рассказать, – признался Сайрус. – Потом я все забуду. Так вот, солдат жертвует многим, чтобы получить взамен нечто очень ценное, и ты должен это понять. Со дня появления на свет сама обстановка, существующие в природе законы и правила общения людей учат ребенка защищать свою жизнь. Поначалу им движет великий первобытный инстинкт самосохранения, и все вокруг подтверждает его непреложность. Но вот он становится солдатом, и теперь надо научиться нарушать законы, которые каждый обязан чтить. Солдат должен спокойно, без суеты, освоить науку быть готовым в любую минуту расстаться с жизнью и при этом не свихнуться. И если он ей овладеет, то в награду получит самый бесценный в мире дар. Правда, не каждому это по силам. Послушай, сынок, – с серьезным видом продолжил Сайрус, и в его голосе слышалась неподдельная искренность, – почти все люди испытывают страх и сами не знают, что является его причиной: расплывчатые тени, неизвестность, бесчисленные опасности, которым нет названия, или ужас перед безликой, неумолимой смертью. Но если хватит мужества встретиться лицом к лицу не с безымянной тенью, а настоящей смертью, которую легко узнать, будь она от пули или сабли, стрелы или копья, страх навсегда исчезнет. По крайней мере тот, что не давал покоя раньше. И вот тогда ты действительно будешь выделяться среди толпы, оставаясь спокойным, когда другие трясутся и вопят от страха. И это великая и, возможно, единственная награда. Чистота высочайшей пробы, к которой не пристает плавающее вокруг дерьмо. Однако уже стемнело. Продолжим разговор завтра вечером, чтобы у нас обоих было время подумать над моими словами.
– Почему вы не ведете таких бесед с братом? – недоуменно спросил Адам. – Пусть Чарльз идет в армию, такая жизнь подходит ему гораздо больше, чем мне.
– Чарльз в армию не пойдет, – отрезал Сайрус. – Бессмысленная затея.
– Но из него получился бы отличный солдат.
– Только с виду, – возразил Сайрус. – Внутри он останется прежним. Чарльзу не знаком страх, а потому он никогда не поймет, что представляет собой настоящее мужество. Он ничего не видит, кроме себя, и не в состоянии осмыслить то, что я попытался тебе объяснить. Отдать Чарльза в армию – значит выпустить на волю все самое худшее и опасное, что в нем живет и что следует держать в узде. Нет, слишком рискованно, и я на это не пойду.
– Вы никогда не наказываете Чарльза, – обиделся Адам. – Разрешаете делать все, что ему вздумается, и только хвалите. Ни разу не отругали. А теперь еще он и в армию не пойдет.
Он испугался своих слов и остановился, ожидая, что отец обрушит на него свой гнев или презрение, а то и поколотит.
Сайрус молча вышел из рощи с низко опущенной, свисающей на грудь головой. Он переступал со здоровой ноги на деревянную, которая монотонно постукивала по земле. Перед каждым шагом вперед деревяшка уходила в сторону, описывая полукруг.
Уже совсем стемнело, и из открытой двери кухни струился золотистый свет. Элис стояла в дверном проеме, вглядываясь в темноту, но, услышав неровные шаги, ушла на кухню.
Подойдя к крыльцу, Сайрус остановился и поднял голову.
– Ты где? – обратился он к сыну.
– Здесь, у вас за спиной.
– Ты задал вопрос, и думаю, на него надо ответить. Правда, я не уверен, стоит ли это делать. Ты не блещешь умом, не знаешь, чего хочешь, и позволяешь людям издеваться над собой. Порой мне кажется, что ты просто слабак и всю жизнь просидишь в куче дерьма. Я ответил на твой вопрос? Но я всегда любил тебя больше Чарльза. Наверное, не стоило так говорить, но это правда. Да, тебя я люблю больше. А иначе зачем бы я стремился причинить тебе боль? Ну, хватит стоять, разинув рот. Иди ужинать, а завтра поговорим. У меня разболелась нога.
4
Ужин прошел в молчании, которое нарушали хлюпанье супа и хруст жующих челюстей, да еще отец время от времени взмахивал рукой, отгоняя ночных бабочек от керосиновой лампы. Адаму казалось, что брат исподтишка за ним наблюдает, а когда он вдруг поднял глаза, то поймал на себе взгляд Элис. Закончив трапезу, Адам отодвинул стул и заявил:
– Пожалуй, пойду прогуляюсь.
– И я с тобой. – Чарльз тоже поднялся с места.
Элис и Сайрус проводили их взглядом, и Элис, явно нервничая, обратилась к мужу с вопросом, что случалось крайне редко:
– Что ты натворил?
– Ничего, – откликнулся Сайрус.
– Заставишь его пойти в армию?
– Да.
– А он знает?
Сайрус с мрачным видом уставился в темноту за дверью.
– Знает.
– Ему там будет тяжело. Армия не для таких людей, как он.
– Не важно, – буркнул Сайрус и уже громче повторил: – Не важно. – Судя по тону, он хотел сказать: «Заткнись и не лезь не в свое дело». Некоторое время они сидели молча, а потом он с виноватым видом добавил: – Ведь Адам не твой сын.
Элис в ответ промолчала.
Мальчики шли по изрытой колеями дороге. Впереди виднелись редкие огоньки поселка.
– Что, хочешь заглянуть на постоялый двор и выпить? – предположил Чарльз.
– Да мне и в голову не приходило, – признался Адам.
– Тогда какого черта ты на ночь глядя потащился на прогулку?
– Тебя никто не просил идти со мной, – откликнулся Адам.
Чарльз придвинулся к брату:
– Что он тебе рассказывал днем? Я видел вас вместе. Что он сказал?
– Да просто говорил об армии, как всегда.
– Что-то не похоже. – Чарльз с подозрением посмотрел на брата. – Я видел, как он к тебе наклонился. Он так разговаривает с приятелями. Понимаешь, не рассказывает, а беседует по душам.
– Он просто рассказывал, – терпеливо повторил Адам, стараясь дышать ровно, так как внутри шевельнулся страх и противно засосало под ложечкой. Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, пытаясь с ним справиться.
– И что же он рассказывал? – настаивал Чарльз.
– Про армию и солдатскую жизнь.
– Не верю, – не унимался младший брат. – Лживая тварь! Что ты скрываешь?
– Ничего, – совсем растерялся Адам.
– Твоя сумасшедшая мамочка утопилась! – грубо выкрикнул в лицо брату Чарльз. – Наверное, посмотрев на тебя. Тут любой на себя руки наложит.
Адам тихо выдохнул скопившийся в груди воздух, стараясь подавить гнетущий страх, и промолчал.
– Ты пытаешься отнять у меня отца! – орал Чарльз. – Не знаю, как тебе это удается. Сам-то соображаешь, что творишь?!
– Ничего я не творю, – прошептал Адам.
Чарльз в один прыжок перегородил Адаму путь, и тому пришлось остановиться. Братья стояли лицом к лицу, почти касаясь друг друга, и тут Адам осторожно попятился, будто увидел змею.
– А помнишь его день рождения? – продолжал возмущаться Чарльз. – Я купил ему немецкий нож за семьдесят пять центов – три лезвия, отвертка и перламутровая рукоятка. Ну и где тот нож? Ты когда-нибудь видел, чтобы отец им пользовался? Может, он отдал нож тебе? Даже ни разу его не наточил! Может, он сейчас у тебя в кармане? Интересно, куда отец подевал нож? А мне только буркнул «спасибо». И все. С тех пор я так и не видел немецкого ножика с перламутровой рукояткой за семьдесят пять центов!