За сиденьем великого вождя, на фоне белых и розовых гроздьев цветущего кизила, Покахонтас различила темные очертания его трофеев — ряд за рядом чернели скальпы. Некоторые из жен Паухэтана уже сидели на скамье — молодые, с которыми он спал, но которые еще не родили ему детей. Узоры на коже и украшения из перьев, цветов, ракушек и камешков у каждой женщины были свои. Их гибкие, округлые тела, расписанные всеми оттенками цветов — от бледно-золотого до темно-красного — были в сущности спрятаны под дикой причудливой раскраской. Они двигались с кошачьей грацией и украдкой посматривали на воинов.
Около трона вождя было место, специально оставленное для Покахонтас. Она всегда сидела к нему ближе всех, как она понимала, чтобы учиться у него. Когда она была маленькой, обряд жертвоприношения казался ей непонятным и утомительным. Теперь же к этому зрелищу она относилась с интересом. И не было времени, чтобы заскучать — ее отец был куда великодушнее других вождей. Некоторые любили растянуть церемонию на несколько дней, но Паухэтан предпочитал покончить с ней побыстрее. Для него время было драгоценным — так много неотложных дел возникало во всех его далеко разбросанных землях.
Покахонтас пересекла площадку и села на свою циновку. И несколько секунд спустя пронесшийся ропот возвестил о появлении Паухэтана. Все глаза следили за ее отцом, с достоинством шествовавшим к месту великого вождя. Она наслаждалась этим зрелищем. Он выглядел великолепно: широкие, прямые плечи, лицо, самое суровое из когда-либо виденных ею, острый и в то же время надменный взгляд. Высоко вздымался его головной убор из оленьих рогов, на шее висели нити жемчуга и отшлифованных камешков. С плеч ниспадала накидка из мягчайшей белой шкуры оленя, расшитая крупным и мелким жемчугом, украшенная перьями и камнями. Ее край волочился за ним по земле. Узор на теле изображал все его земли: Веровокомоко и еще пять, которые он унаследовал, восемнадцать земель, им покоренных, а также пять рек, называвшиеся — Аппоматокс, Чикахомини, Памманки, Маттапони и Раппаханнок. Узор сообщал его имя государя и его тайное имя. Все узоры были вытатуированы.
Паухэтан величественно приблизился к своему месту, а сопровождавшие его воины и знахари рассеялись. Великий вождь поднял руку, показывая, что собирается говорить.
— Мой народ, — провозгласил он низким, властным голосом, — сегодня мы празднуем приход весны. Мы воздаем почести богам весны и богам войны. Сегодня мы приносим в их честь особую жертву.
Он указал на край площадки ближе к лесу. Там стояла группа воинов. Восемь из них были с ног до головы покрыты черной краской, кроме щек, горевших ярко-красными полосами. Двое держали большой узел. Затянув песню церемонии жертвоприношения, они двинулись вперед. В полном молчании, наполненном особым спокойствием ожидания, все смотрели на пересекавших пустое пространство мужчин. Они остановились в нескольких шагах от великого вождя и бросили узел на землю. Потом они подошли к Паухэтану и упали перед ним на колени.
Один из воинов поднялся и принес толстый церемониальный столб, немного длиннее человеческого роста, разрисованный зубчатыми полосами зеленого, красного и черного цвета и увенчанный оскалившейся резной головой. Он воткнул его в углубление перед сиденьем Паухэтана. Раздалась глухая дробь барабанов, и люди Веровокомоко поднялись на ноги.
— Идем, — позвала Мехта, потянув Покахонтас за руку. — Сначала мы должны танцевать.
Покахонтас, поглощенная своими мыслями, покачала головой:
— Сегодня я не буду танцевать.
Вступил еще один барабан, потом другой. Звуки были глубокими и отдавались эхом, ритм учащался.