Так было и на этот раз. Оттолкнувшись от крыла «хонды», Джо направился к входу в магазин.
У дверей он ненадолго замешкался. Разум продолжал подсказывать ему, что он только зря мучает себя и что разочарование, которое непременно настигнет его, когда он поймет, что женщина и девочка – это не Мишель и Нина, будет подобно удару ножом в сердце, однако Джо уже был не волен что-либо с собой сделать.
События сегодняшнего дня – встреча с загадочной Розой Такер, ее странные слова, сказанные на кладбище, и потрясающее сообщение, оставленное ею для него в редакции «Пост», – настолько выходили за рамки всего, во что Джо привык верить, что в душе его снова ожила поразительно глубокая, от самого сердца идущая вера в самые невероятные совпадения и чудеса. Если Роза Такер, падая с высоты в четыре мили, сумела уцелеть после столкновения самолета с негостеприимной землей, то почему не могли спастись его Мишель и девочки?
Эта сумасшедшая мысль разом опрокинула и факты, и логику. Непродолжительное и сладостное безумие, словно яичную скорлупу, смяло броню безразличия, в которую Джо одевал себя с таким тщанием и упорством, и в его душе затеплился слабый огонек чего-то, подозрительно напоминающего надежду.
Он толкнул дверь и шагнул в магазин.
Слева от него оказалась стойка кассира. Миловидная кореянка лет тридцати с небольшим развешивала по проволочным стеллажам упаковки сосисок «Тощий Джим». Увидев его, она улыбнулась и кивнула.
За кассовым аппаратом стоял кореец, должно быть ее муж. Он приветствовал Джо светским замечанием относительно небывалой жары.
Не ответив ни на улыбку, ни на обращенные к нему слова, Джо целеустремленно шагнул к стоящим в четыре ряда стеллажам. В первом проходе никого не было. Во втором – тоже. В конце третьего он увидел женщину с каштановыми волосами, которая держала за руку девочку лет пяти. Обе стояли спиной к нему возле урчащего охладителя с напитками, и Джо тоже остановился, ожидая, чтобы они повернулись к нему.
Женщина была в белых легких сандалиях, крепившихся к лодыжкам длинными шнурками, в светло-кремовых слаксах и зеленой с лимонным отливом блузке. Похожие сандалии и джинсы были у Мишель, но такой блузки Джо не помнил. Не помнил, хоть убей! Впрочем, какое это имело значение?
Маленькая девочка – такого же роста и возраста, что и Нина, – была в белой майке, розовых шортиках и таких же, как у матери, сандалиях. Наклонив голову набок, она азартно размахивала руками, что-то объясняя матери. В такой же позе иногда стояла Нина…
«Найну-Нину мы искали…» Джо успел дойти до середины длинного прохода, прежде чем понял, что движется.
– Ну давай купим рутбир[9], мама, ну давай, а? – Это сказала девочка.
Потом Джо услышал свой собственный голос:
– Нина?
Нина очень любила рутбир.
– Нина? Мишель?
Женщина и девочка повернулись к нему. Это была не Мишель. И не Нина.
Джо с самого начала знал, что так будет, но до конца не верил и действовал, повинуясь безумному порыву души. Когда же Джо увидел, что это не те женщины, которых он когда-то любил и продолжает любить до сих пор, он почувствовал себя так, словно его ударили тяжелым молотом прямо в грудь.
– Вы… – сказал он, глупо моргая. – Мне показалось… вы стояли совсем как…
– Да? – озадаченно, но и с осторожностью переспросила женщина.
– Не… никогда не отпускайте ее, – промолвил Джо и снова удивился тому, как хрипло и странно звучит его голос. – Не отпускайте ее от себя ни на шаг. Не сводите с нее глаз. Стоит родителям отвернуться, и их дети могут пропасть, исчезнуть навсегда… Обязательно следите за ней и не отпускайте никуда одну.
Лицо женщины отразило явную тревогу.
С невинностью и непосредственностью пятилетнего ребенка девочка неожиданно вмешалась в разговор взрослых.
– Вам нужно обязательно купить мыло, мистер, – пискнула она. – А то от вас немножечко пахнет. Мыло продается вон там. Хотите, я покажу?
Услышав эти слова, мать девочки инстинктивно схватила дочь за руку и притянула ближе к себе.
Джо, сбитый с толку неожиданным поворотом беседы, слегка оторопел, но потом ему пришло в голову, что девочка проявила редкую деликатность. От него не просто «немножечко пахло», а воняло как от козла. Сначала он просидел два часа на пляже, на самом солнцепеке; на кладбище он тоже не в тени прохлаждался, а сколько раз за сегодняшний день его прошибала испарина страха, Джо просто сбился со счета. Кроме того, за весь день он так ничего и не съел, и изо рта его крепко несло пивным духом.
– Спасибо, милая, – сказал Джо. – Ты совершенно права. От меня действительно плохо пахнет, так что я, пожалуй, сделаю так, как ты сказала.
– В чем дело? – раздался решительный голос у него за спиной.
Обернувшись через плечо, Джо увидел позади корейца – хозяина магазина. На его лице лежала печать беспокойства.
– Мне показалось, что я встретил знакомых, – торопливо объяснил Джо. – Людей, которых я знал… когда-то.
Говоря это, он вспомнил, что так и не побрился сегодня утром. Отросшая щетина, кислый запах пота, мятая одежда не первой свежести, пивной перегар и красные, безумные глаза не могли бы внушить доверия даже ангелу небесному. Зато теперь ему стало более или менее ясно, почему служащие банка смотрели на него с таким подозрением.
– Все в порядке, миссис? – спросил кореец у женщины.
– Думаю, да… – неуверенно отозвалась та.
– Я ухожу, – сказал Джо, который чувствовал себя так, словно его сердце и желудок решили поменяться местами. – Действительно все в порядке, просто я обознался… Я ухожу.
Он обошел владельца магазина и поспешно направился к выходу.
Когда он проходил мимо стойки кассира, кореянка повернулась к нему и озабоченно спросила:
– Все в порядке, мистер?
– В абсолютном, – уверил ее Джо. – Не беспокойтесь.
Когда Джо забрался в салон «хонды», он, несколько оторопев, увидел плотный бумажный конверт на пассажирском сиденье. Двадцать тысяч долларов! И он оставил их на самом виду, даже не потрудившись запереть машину! В магазине чуда не произошло – чудом было то, что деньги остались целы.
Желудок его продолжал вести себя в высшей степени беспокойно, а грудь стискивало с такой силой, что Джо едва мог дышать. Он очень сомневался, что сумеет в таком состоянии вести машину, но ему очень не хотелось, чтобы женщина, выйдя из магазина, снова увидела его. Она могла подумать, что он специально ее дожидается, что он выслеживает ее с какими-то грязными целями…
Превозмогая дурноту, Джо включил мотор и отъехал от торгового центра. Кондиционер работал на полную мощность, и он отрегулировал его так, чтобы поток воздуха бил ему прямо в лицо: только так Джо мог быть уверен, что не задохнется. Легкие его как будто сжала судорога, и Джо напрягал всю свою волю, чтобы заставить их снова наполняться живительным кислородом, но даже тот воздух, который ему удавалось проглотить, оседал в груди, словно едкая кислота.
Об этом Джо тоже узнал на собраниях Ассоциации сострадательных друзей: не только он, но и большинство других людей, потерявших детей, подчас ощущали душевную боль как физическую. Всесокрушающую…
Некоторое время Джо правил машиной буквально на ощупь, навалившись грудью на рулевое колесо и дыша хрипло и трудно, точно астматик во время приступа. В какое-то мгновение ему вспомнилась его собственная грозная клятва – найти и покарать тех, кто может быть виновен в гибели рейса 353, и он хрипло рассмеялся своей глупой самонадеянности. Ну какой из него мститель? Ходячая развалина, да и только. Нет, в таком состоянии он мог быть опасен разве что для комара.
Даже если он в конце концов выяснит, что случилось с «боингом» на самом деле, его враги расправятся с ним прежде, чем он сумеет хоть что-нибудь предпринять. Джо уже знал, что они достаточно могущественны и располагают практически неограниченными ресурсами, недоступными обычному человеку. У него не было ни единого, даже самого слабенького шанса на справедливость.