— Узнаете вы этот предмет?
— Да. — Руки с огрубевшей от работы кожей задрожали. — Это… это же… цепочка, которую мой сын всегда… носил на шее.
Затрудненным движением Айзек Бут протянул цепочку обратно судье. Его плечи опустились. Он хотел поговорить с судьей, но в глубине души надеялся, что подозрение тотчас рассеется. Он хотел узнать не о мертвом своем сыне, а о живом. Но теперь у него не оставалось никаких сомнений. Это была ужасная правда.
Судья направил на Стоунхорна свой взгляд.
— Джо Кинг… ты убил Гарольда Бута.
— Нет.
— Где ты был в ту штормовую ночь?
— Я отказываюсь давать показания.
— Как ты завладел этой цепочкой?
— Я ее нашел.
На лбу судьи надулась толстая жила.
— Твой народ стыдится тебя, Джо Кинг. Если ты не можешь доказать, где ты был в ту ночь, и если ты не можешь объяснить, как ты завладел этой цепочкой, смертный приговор тебе на этот раз обеспечен.
Стоунхорн молчал.
— Скажи по крайней мере, где ты оставил моего убитого сына! — вскричал старый ранчеро. — Скажи мне, чтобы я мог предать его земле и его не разорвали коршуны!
Бут стоял около стола судьи и мог хорошо видеть лицо Джо Кинга, которое оставалось совершенно неподвижным.
— Ты бандит и сын убийцы… — Тут Бут уже совсем вышел из себя и хотел с кулаками наброситься на скованного — полицейский схватил его за руку; Бут закашлялся. — Где… где его тело?
Джо Кинг молчал.
— Где же это ты нашел цепочку? — Судья тоже едва сдерживал себя.
— Я нашел ее на обочине дороги, в траве, в ста пятидесяти шагах от домов в направлении Нью-Сити. От нее остался отпечаток, как будто она там лежала уже давно.
— С чего это ты принялся там искать эту цепочку?
— Я ее не искал. Я нашел ее совершенно случайно.
— Так. Ты ее нашел совершенно случайно. Когда?
— Неделю назад.
— Почему ты находку не сдал? Она из серебра.
— Это меня не интересовало.
— Это тебя не интересовало! Что же тебя интересовало?
— Я отказываюсь давать показания.
Наступила пауза. Судья смотрел на лист бумаги, на котором уже были намечены некоторые вопросы, дополненные теперь его собственной рукой, данные для протокола. Он хотел призвать себя этим к спокойствию и к объективности.
Айзек Бут сгорбился на стуле и закрыл руками глаза. Рунцельман прислонился к двери.
Навытяжку стояли только оба полицейских да Джо Кинг. Высокий полицейский крепко держал Джо Кинга за руку, у маленького был в руках пистолет: ведь оба опасались, что обвиняемый попытается бежать. Ноги-то у него были свободны.
Джо Кинг смотрел на пистолет с выражением того снисходительного презрения, какое у него вызывали многие его враги.
— Можем мы еще сегодня до обеда сделать что-нибудь, чтобы внести в дело больше ясности? — спросил судья Рунцельмана, который считался особенно сведущим во всех племенных отношениях и неразберихах.
Рунцельман ответил неохотно, но все-таки ответил:
— Может быть, Квини Халкетт наведет на какой-нибудь след. Ее же видели в тот вечер перед супермаркетом. Ее автомобиль стоял там.
— Девушка вообще ничего не знает, — решительно заявил Стоунхорн, бросив враждебный взгляд на Рунцельмана.
Судья медленно поднял голову и посмотрел снизу вверх на Джо Кинга.
— Ни на одном из твоих многочисленных допросов, Джо Кинг, ты никогда не делал таких поспешных, необдуманных заявлений. Мы вызовем Квини.
Обвиняемый, допустив промашку, пришел в такое скверное настроение, что трудно даже представить. Для него ничего не было хуже, как чувствовать собственную уязвимость или вообще казаться самому себе несовершенным. Тачина может подумать, что это именно он какими-то своими показаниями втянул ее в это дело. Конечно, они будут допрашивать ее отдельно.