Ваан Терьян - Страна Наири

Как сын Лаэрта, мудрый Одиссей,
Оставивший когда-то край родимый,
Прошел я дали суши и морей,
Всему чужой, угрюмый, нелюдимый

И вот, усталый, снова я бреду
В твоих полях, земля моя родная,
И древних скал приветствую гряду,
И хижины дремотные пугаю.

Сирен напевы было суждено
Мне услыхать я устоял пред ними;
Ведь сердце, как пшеничное зерно,
В немой тоске твое хранило имя

В далеких странах, в городах чужих
С растерянной душой умел внимать я
Лишь звукам песен, с детства мне родных,
Ласкающих и нежных, как объятья.

И вот теперь, сжигаемый тоской,
Вернулся я, чтоб эти песнопенья
До самой смерти слышать над собой
И плакать, плакать в радостном волненье

Песни Армении слышу опять,
Песни, что так на рыданья похожи.
Их, чужеземец, тебе не понять,
Их не поймешь, чужеземка, ты тоже.

Грустны, и скорбны, и горьки они,
Однообразны, но как мелодичны,
Сердцу, сожженному горем, сродни,
Духу, сожженному болью, привычны.

Бедны деревни у нас, и везде
Смуглые лица с печалью во взоре,
Весь наш народ в безысходной беде,
Вся наша жизнь безысходное горе.

Как же нам в песнях своих не стонать,
В песнях, что так на рыданья похожи?
Их, чужеземец, тебе не понять,
Их не поймешь, чужеземка, ты тоже.

Спускается безжалостная ночь,
А там взойдет заря, как смерть душна
Душа моя тоской опалена,
Всё верит утру, гонит горе прочь.

Пусть ночь темна, и нет у бездны дна,
И родине дышать уже невмочь,
Сгущайся, мрак, ты бурю ей пророчь,
Гроза пробудит край мой ото сна.

А я, наследник всех былых веков,
Сын гордый Наири, вперед иду
Не страшен мне тяжелый гнет оков,
Чем ночь темней, тем я упрямей жду:

Восстань, страна родная, наконец!
Тяжел, но свят судьбы твоей венец.

Ты не горда, страна моя.
Ты с мудростью печаль сплетаешь.
Заветы давние тая,
Ты огненной тоской пылаешь.

И разве не за скорбь твою
Тебе любовь моя и радость?
Как ты, и я покорно пью
И горечь всю твою и сладость.

Люблю не славу светлых дней,
Не наши древние сказанья,
Люблю я мир души твоей
И песен тихие рыданья.

Люблю я бедный твой наряд,
Тоской молитвенною болен,
Огни неяркие из хат
И звоны с грустных колоколен.

Из мглы восходит призрак, с явью споря,
О Наири, печален образ твой!
Где есть страна, в чьем сердце столько ж горя,
И доблести, и доброты простой?
Где так же к небу скалы вековые
Простерты, словно руки при мольбе?
Слова молитв такие же простые,
И та же радость вопреки судьбе?
Где зло пронзает так же неустанно
Сердца людские мстительным мечом?
Где край, отмеченный такой же раной
И столь же стойкий в мужестве своем?

Здесь выплакивала мама
Слезы в песне колыбельной.
Здесь беда всегда упряма.
Здесь тоска все беспредельней.

Дом наш горбится, вздыхая,
Сиротливый и бескровный.
Над бедой родного края
Плачет колокол церковный

Не породнишься ты со странной
Моей наирскою душой,
С ее роптаньем неустанным
И древнею ее тоской.

И надписи на древних плитах
Тебе не скажут ничего
О наших бедах незабытых,
О днях народа моего.

Увы, душе твоей спокойной
Невнятен этот стон больной,
Рыданье меди колокольной
Над умирающей страной.

И на пиру, за древней чашей,
Отведав алого вина,
Ты не поймешь, что кровью нашей
Та чаша до краев полна.

Ужель поэт последний я,
Певец последний в нашем мире?
Сон или смерть та скорбь твоя,
О светлая страна Наири?

Во мгле, бездомный, я поник,
Томясь мечтой об осиянной,
И лишь твой царственный язык
Звучит молитвой неустанной.

Звучит, и светел, и глубок,
Жжет и наносит сердцу раны.
Что ярче: розы ли цветок,
Иль кровь из сердца, ток багряный?

И стонет в страхе мысль моя:
О, воссияй, мечта Наири!
Ужель поэт последний я,
Певец последний в нашем мире?

Я помню поздней осени наряд
Усталые и выцветшие краски.
Закатного огня скупые ласки
Уснувших гор уже не оживят.

Мое село, холмы со всех сторон,
Моя река и легкой мглы завеса.
Над выгоном, над синей кромкой леса
Плывет неспешный колокольный звон.

А мать моя хворает. Ей сейчас
На солнышке погреться бы немного,
И вот со мною рядом у порога
Она садится, сединой лучась.

Ах, так она стара и так добра!
Сидит безмолвно, глаз с меня не сводит,
Пока печалью колокол исходит
И тает в небе дальняя гора

Как не любить тебя, родная, бедная,
В скорби покорной страна опаленная,
Снова мечам остроблещущим преданная,
Ты богородица, семь раз пронзенная!

Словно урок выполняя заученный,
Жертва безвольная, всё отдавала ты.
Ты не была ль непорочною мученицей,
В крестном страдании кровию залита.

Душу, горящую пламенем, дарственно
Ты без вины отдалa за вселенную:
Ты, величавая, скромная, царственная,
Смерть принимала и муку бессменную.

Время! Воспрянь! Жду пурпурно-горящую!
Ревность прими, как доспех, богатырскую,
Смело затепли во мраке таящую
Огнекрещеную душу наирскую!

Мне наирянка улыбнулась тонкостанная,
Печальных глаз был прям и огнен верный взор,
И чист был пламень, как заря, из ночи данная,
Горел и жил открытый облик девы гор.

И там, где северно и сумрачно от холода,
Наирский день блеснул в душе, как солнце ал,
И в сердце роза, сердце огненно и молодо,
Оно горит и мне велит, чтоб не молчал.