Я была не настолько послушна, чтобы просто сесть на пол, поэтому осталась стоять. Садовник не стал возражать.
Он решительно, не скрываясь, шагнул в Сад, и его голос, словно выстрел, прорезал тишину:
Десмонд!
Парень резко повернул голову. Фонарь выпал у него из руки, с громким треском стукнулся о камень и покатился по песку. Свет мигнул и погас.
Отец!
Садовник запустил руку в карман, и в следующее мгновение стены вокруг меня опустились. Остальные Бабочки теперь были заперты в своих комнатах, а крылья в коридорах закрылись панелями. Только мы с Блисс остались снаружи: она на вершине скалы, а я в этом проеме. И я не сказала Садовнику про нее. Черт.
Я прислонилась к стене и стала ждать.
Какого черта ты здесь забыл? Я же говорил, что входить во внутренний сад запрещено.
Я я слышал, как Эвери говорил про него, и просто просто хотел посмотреть. Прости, я ослушался тебя.
Трудно было определить по голосу его возраст: он говорил высоким тенором и поэтому казался моложе. Ему было стыдно и явно не по себе, но и страха он не чувствовал.
Как ты вообще попал сюда?
И могла ли Бабочка выйти тем же путем?
Парень Десмонд, как я полагала колебался.
Пару недель назад я видел, как Эвери сдвигал панель у двери для персонала, ответил он. Он задвинул ее на место, когда заметил меня, но я все-таки увидел клавиатуру.
Нужно ввести код, чтобы открыть дверь. Как ты сюда попал?
Эвери всюду использует три пароля. Я просто ввел их один за другим.
Что-то подсказывало мне, что в ближайшее время Эвери придется изобрести четвертый пароль. Нам не полагалось слоняться возле главного входа. Там, по обе стороны от запертой двери, находилась комната Лоррейн, в другой Эвери держал свои игрушки, пока Садовник их не изъял. Там же были кухня со столовой и медпункт. Потом кабинет для татуирования, откуда можно было попасть в комнату Садовника, и еще несколько помещений, о предназначении которых мы не знали, но догадывались. Неизвестно, чем он в них занимался, но именно там умирали Бабочки. Нам без необходимости в этой части коридора появляться не стоило, разве что пройти на кухню. Ни Садовник, ни Эвери не выходили оттуда, если могли попасться на глаза кому-нибудь из нас.
Но что ты хотел здесь увидеть? спросил Садовник.
Но что ты хотел здесь увидеть? спросил Садовник.
Ну сад нерешительно ответил Десмонд. Я просто хотел посмотреть, что в нем такого особенного.
Это мое личное пространство, вздохнул отец, и я задумалась, не по этой ли причине он убрал камеру и микрофон из пещеры за водопадом. Потому что настолько дорожил своим личным пространством, что и нам подарил его иллюзию. Десмонд, если ты действительно хочешь стать психологом, научись уважать право на личную жизнь.
Бывает так, что это мешает психологическому благополучию. В таких случаях мой профессиональный долг выведать эти секреты.
Забавно, но Уитни, когда рассказывала про свои семинары, ни разу не упоминала о таких моральных допущениях.
И твой профессиональный долг сохранить эти секреты, напомнил ему Садовник. Пойдем.
Ты и спишь здесь?
Иногда. Пойдем, Десмонд.
Почему?
Я закусила губу и едва сдержала смех. Редко выпадала возможность увидеть Садовника в таком замешательстве.
Потому что здесь спокойно, ответил он наконец. Подними фонарь. Я провожу тебя до дома.
Но
Что?
Почему ты делаешь из этого такую тайну? Это же просто сад.
Садовник ответил не сразу. Я понимала, что он обдумывает возможные варианты. Рассказать сыну правду в надежде, что тот поверит и сохранит это в секрете? Или солгать и ждать, когда правда все-таки вскроется? Если сын ослушался его однажды, то не исключено, что ослушается снова. А может, он пошел бы еще дальше? Может, сын значил для него не больше, чем Бабочка?
Если я расскажу тебе, пообещай держать это в тайне, произнес наконец Садовник. Ни единого слова о том, что услышишь, за пределами этих стен. Даже в разговорах с братом. Ни слова, ты меня понял?
Д-да, отец, в голосе Десмонда по-прежнему не было страха, но чувствовалась в нем какая-то безысходность, решимость.
Он хотел, чтобы отец им гордился.
Год назад Садовник говорил, что его жена гордится младшим сыном, но себя при этом не упоминал. Теперь, судя по его голосу, я бы не сказала, что он был разочарован. Скорее всего, мать своей откровенной гордостью затмевала его собственные чувства, и распознать их было сложнее. А может, его отец снисходил до похвалы, только если считал ее заслуженной Причин могло быть сколько угодно, но этот юноша хотел, чтобы отец им гордился, желал чувствовать себя частью чего-то большего.
Глупый, глупый мальчишка
Потом послышались их шаги, постепенно удаляясь. Я стояла на месте, не двигаясь, пока не поднялись стены. Через минуту или две Садовник подошел с другой стороны по коридору и поманил меня за собой. Я повиновалась, как всегда. Он рассеянно провел рукой по моим волосам, теперь заплетенным в небрежный узел. Думаю, он искал успокоения.
Прошу, идем со мной.
Садовник словно ждал моего согласия. Я кивнула, и тогда он мягко подтолкнул меня в спину. Кабинет для татуирования оказался открыт; оборудование, пока оно не использовалось, было накрыто чехлами от пыли. Садовник вынул из кармана небольшой пульт и нажал кнопку. Дверь за нами начала опускаться. Его личная комната тоже была открыта, и Десмонд стоял перед книжной полкой. Когда дверь наконец закрылась, раздался сигнал, и парень повернул голову.