Но прошло время, как песок проходит сквозь узкое горлышко песочных часов. Уже многие годы Алладин был окружен роскошью и несчетными богатствами. Казалось, ничто не угрожало его правлению и процветанию. У него была красавица жена и куча детей. Теперь он мог многое, о чем лишь мечтал когда-то. Да и сам он был еще силен. Но ничто более не радовало его. Родник желаний был выпит им до дна. Безразличие и скука стали его уделом. Тогда Алладин вспомнил о старце.
«Вот кто мне поможет», подумал он и отправился в лес, который посетил, будучи бедным пастухом. И вот Алладин со своей свитой достиг тех мест. Один визирь, заметив, как украдкой его доселе бесчувственно-надменный хозяин смахнул слезу, спросил, чем опечален Алладин Третий.
И тогда Алладин ответил, что понял он сейчас, как счастлив был, когда много лет назад бедным пастухом скакал здесь на коне, убегая от смертельной опасности первый раз в своей жизни. Как жарко билось сердце в его груди. И как полна была его жизнь. Тогда как теперь все уже позади, и все бессмысленно и скучно.
Вскоре процессия достигла заветной стремнины. И удивленные слуги увидели, как преклонил колени их непреклонный повелитель в надежде увидеть старца.
Все было тщетно. Старца мог увидеть лишь тот, чье сердце полно желаний и стремлений, лишь тот, чья жизнь и так полна.
Как и много лет тому назад, подумал в тоске Алладин: «Не прыгнуть ли мне в пропасть?» Но и это желание оказалось для него чрезмерным. Он лишь вяло махнул рукой и поехал обратно во дворец.
Июль 2004Механик и дамочка
А где тут Николай? спросила молодая дама через открытое окно подержанного, но все же симпатичного купе какой-то японской марки. Она только что въехала на территорию автосервиса, находившегося неподалеку от ее дома.
Да вон он, в мастерской, где ж ему еще быть, ответил чумазый мужик, оказавшийся рядом с машиной молодой дамы.
Ольга Артуровна с трудом припарковала машину и вошла в грязную мастерскую. Она была хороша собой. Стильное облегающее платье подчеркивало достоинства ее фигуры. А высокие каблучки и темные очки делали ее просто неотразимой. Следует заметить, что Ольга Артуровна не нуждалась в очках вовсе. Но непонятно кем внушенная страсть к ним, уже который год бушевавшая в ее сердце, не позволяла снимать их даже в пасмурную погоду.
Войдя в мастерскую, она сразу же увидела широкую спину Николая, уже не первый год чинившего ей машину. Услышав свое имя, увалень не торопясь всем телом повернулся к ней, и его преисполненное собственным достоинством лицо, покрытое веснушками и машинным маслом, расплылось в приветливой улыбке.
Что случилось, Ольга?
По-моему, масло течет, посмотришь?
Это можно, и Николай неторопливо двинулся к машине. Он начал копаться в двигателе, а Ольга Артуровна присела рядом. Ей совершенно нечем было себя занять, и она поинтересовалась у Николая о том, как протекает его жизнь.
Трудно мне, Ольга, задумчиво промолвил мастер.
А что так?
Зинаида моя совсем взбесилась.
Николай был немногословен и самодостаточен. Дамочке приходилось вытягивать из него слова клещами.
Как это взбесилась, Николай?
Звонит без конца прямо домой. Ну, Анька, естественно, психует.
Николай многозначительно замолчал. Потом добавил:
Грозится с собой покончить.
Да что ты? встревожено спросила ко всему чувствительная Ольга Артуровна.
Да, уже и бритву приготовила, которой вены вскрывать собирается, если я Зинаиду не брошу.
А ты откуда про бритву знаешь?
Она мне сама показывала. Сказала при этом что-то жалостливое про любовь свою ко мне. Ну и про детей, конечно. Что без матери, мол, трудно им придется.
Николай опять взял многозначительную паузу и погрузил свою чумазую физиономию в недра автомобильного капота.
А ты что? не выдержала паузы любопытная дамочка.
Известное дело, я Зинаиду не брошу.
Любишь ее?
И это тоже, достаточно безразлично ответил механик.
А Аньку?
Думаю, и ее тоже люблю. Потом дети все-таки, семья. Мучаются они вот только. Зинаида ведь тоже одолевает просто. Переезжай ко мне, твердит, а то с собой покончу.
Зачем же ты женщин мучаешь? Определился бы, и дело с концом.
Оно мне надо, определение это? А что до женских мучений, так пускай себе еще помучаются.
И подумав, весомо добавил:
Жестокий я. Вот оно как.
Жестокий я. Вот оно как.
Лесные дали, июль 2004Девушка и писатель
Жизнь девятнадцатилетней девушки Яны вошла в полосу неудач. Последнее время ей хронически не везло. Вот и сейчас она никак не могла протиснуться для получения автографа у модного писателя Гаврилова. Ему было лет пятьдесят. Выглядел он, правда, намного моложе. Зал, в котором проходила презентация его новой книги, был битком набит народом. А Гаврилов был один, и на всех его явно не хватало. Яне было досадно сознавать, что она вот-вот войдет в число неполучивших автограф. Ей хотелось прикоснуться к искусству. Пусть даже это будет такой эрзац сопричастности с Творчеством, как автограф. С искусством у Яны сложились свои, особые отношения. Эти отношения восходили к ее семейным традициям. Для нее было абсолютно ясно, что весь мир делится на людей пошлых, никчемных и людей творческих. К последним, безусловно, принадлежали люди искусства. Это были люди, отмеченные божьей благодатью. Не чета другим. Они жили особой, возвышенной жизнью. Вероятно, они испытывали особенные чувства. А Яна перед людьми творчества испытывала благоговейный трепет. Гаврилов, будучи признанной величиной, безусловно относился к таковым. И вот сейчас, когда соприкосновение с высоким было так близко, ей опять не повезло.