Мне очень хотелось, чтобы Фред всю жизнь берег этот подарок. Не сможет ли дядя объяснить это Фреду?
Дядя задумчиво посмотрел на меня:
— Значит, ты, Маленький Бизон, крепко дружил с Косматым Орленком? Я тоже очень любил моего сына — больше всех на свете…
Раскатистый Гром по моей просьбе перевел мои слова Фреду. Я так крепко сжимал лук в руках, что они у меня одеревенели.
С возрастающим беспокойством смотрели мы на заходящее солнце и на ворога форта. Наконец мы заметили там какое-то движение. Из ворот начали выходить люди. Один, двое, трое… четверо… пятеро… Пять человек отделились от укреплений и мерным шагом направились к нам. Это были четыре индейца и одна белая женщина.
— Хо, хо, хо, хо! — тихонько запел дядя и вскочил на ноги.
В его голосе звучало непередаваемое радостное волнение. Нас тоже охватило ликование… Победа! К нам шли освобожденные из тюрьмы Орлиное Перо и три его товарища. Победа!
— Фред, уандерфул! — вырвалось у меня, но волнение сдавило мне горло.
Я отдал ему лук, и, по обычаю взрослых, мы пожали друг другу руку.
— Я буду всегда беречь его! — сказал Фред, закидывая лук за спину.
Пятеро подошли к нам. Расставание получилось коротким, мы должны были спешить. Мать Фреда обменялась рукопожатием с каждым из нас. Подойдя ко мне, она протянула мне небольшой пакет и листок, потом объяснила дяде, что на этом листке указан адрес ее усадьбы возле Нью-Йорка. «Когда Маленький Бизон подрастет, — сказала она, — он в любое время может приехать к Фреду и всегда найдет дружеский прием». Потом Фред и его мать пошли к форту, все время оглядываясь и дружески кивая нам.
Дядя и мать коротко, но зорко взглянули на освобожденных воинов, и Раскатистый Гром крикнул:
— В лагерь, скорей!
Мы пустились бегом. Молчавший до этого Пононка весело прыгал и заливался радостным лаем. Орлиное Перо схватил меня, посадил себе на спину и понес, весело напевая:
Везу славного молодца, хей-ха!
Дельно отличился он, хей-ха!
Будем его славить, хей-ха!
Ловкого нашего пловца, хиии!
Это была самая лучшая поездка в моей жизни, и я жалел, что до лагеря было так близко. По дороге я заглянул в пакет, который дала мне мать Фреда. Там было десять плиток шоколада. Я тут же дал по плитке Орлиному Перу и трем его товарищам — пусть поправляются после тюрьмы.
Когда мы достигли лагеря, большинство уже ждали верхом на конях, готовые к походу, остальные вскакивали в седла. Кто-то посадил меня на моего буланого. Семья за семьей трогалась с места, погоняя навьюченных лошадей. Воины ехали по бокам, несколько человек прикрывали нашу колонну сзади. Все были веселы больше, чем обычно при выступлении в путь: мы вернули своих воинов и, кроме того, шли на северо-запад, к родным местам.
Солнце уже закатилось, когда мы покинули миссурийские болота и вступили в прерии. Перед нами пылало вечерним багрянцем небо. Мы бодро и с надеждой смотрели в будущее.
ГОРЫ, СНЕГ И БЛИЗКАЯ СМЕРТЬ
Переходы наши могли показаться непосвященному человеку случайными скитаниями. Но они имели строго определенную цель: обеспечить жизненные потребности племени. Группа кочевала там, где можно было надеяться на хорошую охоту.
Пеммикана у нас теперь имелись достаточные запасы на всю зиму. Зато мы распродали в форте Бентон все наши меха и даже часть бизоньих шкур. А лето шло к концу. Было решено зимовать в этом году где-нибудь в Скалистых горах, в местности, изобилующей пушным зверем, и там поставить силки, капканы и ловушки.
Шли слухи, что на севере, в плоскогорьях Британской Колумбии, кое-где еще бродят табуны диких мустангов. У нас теперь не хватало лошадей, и вожди рассчитывали добраться до тех мест будущей весной или даже нынешней осенью, если позволит время.