Тот застонал так тихо, что Перрин засомневался — услышал ли кто-нибудь ещё этот стон.
— Отправлять тебя в Круг Женщин, чтобы поучить тебя уму-разуму, уже слишком поздно? — осведомился Тэм. — Тогда, может быть, шлёпнуть тебя по мягкому месту, да заставить потаскать недельку воду вдове ал’Тон?
— Прости, Тэм, — сказал Перрин. — Неалд, попробуй открыть Врата в Чёрную Башню.
Юный Аша’ман сосредоточился.
— По-прежнему не получается, лорд Златоокий.
Перрин покачал головой. О том, что на стороне Тени сражаются подопечные Чёрной Башни, он слышал из боевых донесений Лана. Там что-то случилось, что-то ужасное.
— Ладно, тогда назад, в Меррилор, — сказал Перрин.
Неалд кивнул и снова сконцентрировался.
Пока он был занят, Перрин повернулся к мужчинам.
— Невыносимо вас оставлять, но меня словно крючьями тянет на север. Я должен идти к Ранду. Без отговорок. Постараюсь вернуться назад. Если не смогу… Ладно, хочу, чтобы вы знали, что я горжусь вами. Всеми вами. Когда всё закончится — добро пожаловать в мой дом. Откроем бочонок или два лучшего бренди мастера ал’Вира. Вспомним тех, кто пал, и поведаем нашим детям, как мы выстояли, когда облака почернели, а мир умирал. Расскажем им, как мы стояли плечом к плечу, и не было между нами ни единой щёлочки, в которую могла бы просочиться Тень.
Он воздел перед ними Мах’аллейнир и стерпел, пока в ответ восторженно кричали. Не из-за собственных заслуг, а потому, что это заслужили они.
Неалд открыл Врата. Перрин направился к ним, но остановился — его кто-то окликнул. Он нахмурился, увидев, что к нему спешит Дэйн Борнхальд.
Перрин настороженно положил руку на молот. Этот парень спас его жизнь от троллоков, а потом от своего же собрата-Белоплащника, но Перрин чувствовал его неприязнь. Возможно, он больше не винил Перрина в смерти своего отца, но это не значило, что Перрин ему нравился или, на худой конец, он примирился с ним.
— На одно слово, Айбара, — сказал Борнхальд, бросив взгляд в сторону стоявшего рядом Гаула. — Наедине.
Перрин махнул Гаулу, и айилец нехотя отошёл. Они с Борнхальдом отступили в сторону от открытых Врат.
— Насчёт чего? Если это по поводу твоего отца…
— Свет, просто помолчи, — ответил Борнхальд, отводя взгляд. — Не хочу говорить об этом. Это просто невыносимо, но ты должен знать. Испепели меня Свет, ты должен всё узнать.
— Что узнать?
— Айбара, — сказал Борнхальд, набрав в грудь воздуха, — твою семью убили не троллоки.
Перрина как молотом ударило.
— Прости, — продолжил Борнхальд, не глядя на Перрина. — Это был Ордейт. Твой отец оскорбил его. И он разодрал всю семью на куски, а мы обвинили троллоков. Я не убивал их, но и не сказал ничего. Так много крови…
— Что? — Перрин схватил Белоплащника за плечо. — Но они сказали… Я думал…
Свет, он ведь уже сжился с этим!
Их взгляды встретились, и у Перрина в душе всё вновь всколыхнулось. Боль, ужас, боль потери, ярость. Борнхальд схватил Перрина за запястье и сдёрнул его руку со своего плеча.
— Знаю, неподходящее время, чтобы об этом рассказывать, — сказал Борнхальд. — Но я не мог держать это в тайне. Я только… Мы можем погибнуть. Свет, погибнуть может всё. Я должен был выговориться, всё рассказать.
Он отстранился и, опустив голову, направился к Белоплащникам. Перрин так и стоял один, а весь его мир рушился.
Но он постарался собрать его снова воедино. Он уже смирился с этим, он оплакал свою семью. Всё кончилось, всё прошло.
Он мог и должен был идти дальше.