Многие из них будут разочарованы: они мечтали, как будут крушить троллоков. Что ж, так они смогут сражаться, не мешаясь под ногами и не вступая в битву необученными.
Эгвейн обернулась. Переброска войск через Врата затянется надолго.
— Сильвиана, передай мои слова Илэйн Седай, — произнесла Эгвейн. — Гавин, мне нужно кое-что сделать.
Они застали Чубейна за проверкой штабного лагеря в долине к западу от реки, служившей границей между Арафелом и Кандором. Им предстояло углубиться в эту холмистую местность, чтобы перехватить приближающихся троллоков, располагая ударные части в расположенных рядом долинах и расставляя лучников вдоль оборонительных порядков на холмах. План был таков: когда троллоки начнут штурмовать эти холмы, нанести им мощный удар с максимальным уроном. Пока оборонительные порядки сколько возможно будут удерживать холмы, ударные части атакуют врага с флангов.
Шансы на то, что их всё равно отбросят от этих холмов за границу в Арафел, были велики, зато на широких арафельских равнинах у кавалерии появится преимущество. Целью армии Эгвейн, как и Лана, было задержать и замедлить продвижение троллоков, пока Илэйн не сумеет уничтожить врага на юге. В идеале им нужно продержаться, пока не подоспеет подмога.
Чубейн отдал честь и проводил их к уже установленному неподалёку шатру. Эгвейн спешилась и направилась ко входу, но Гавин остановил её, коснувшись её руки. Она вздохнула, кивнула и позволила ему войти первым.
Внутри, поджав ноги, сидела на полу шончанка, которую Найнив называла Эгинин, хотя сама женщина настаивала на том, чтобы её звали Лейлвин. К ней и её мужу-иллианцу были приставлены трое гвардейцев Башни.
Едва Эгвейн вошла, Лейлвин подняла голову, затем немедленно встала на колени и грациозно поклонилась, коснувшись лбом пола шатра. Её муж повторил за ней поклон, хоть и куда менее охотно. Возможно, он просто был худшим актёром, чем его жена.
— Вон, — бросила Эгвейн троим гвардейцам.
Они не стали спорить, но ушли без особой спешки. Словно Эгвейн вдвоём со своим Стражем не сумела бы справиться с парой людей, неспособными направлять. Ох уж эти мужчины!
Гавин встал у стенки шатра, предоставив ей общаться с пленниками.
— Найнив рассказала мне, что тебе можно немножко доверять, — обратилась Эгвейн к Лейлвин. — Ох! Да сядь уже. У нас в Белой Башне никто не бьёт такие низкие поклоны, даже самые распоследние слуги.
Лейлвин села, но продолжала смотреть в пол:
— Я не справилась с возложенной на меня задачей и поставила под угрозу сам Узор.
— Верно, — ответила Эгвейн. — Браслеты. Я знаю. Хочешь получить шанс искупить содеянное?
Женщина поклонилась, вновь коснувшись лбом пола. Эгвейн вздохнула, но прежде, чем она успела повелеть женщине подняться, Лейлвин заговорила:
— Светом и моей надеждой на спасение и возрождение, — начала Лейлвин, — я клянусь служить вам и защищать вас, Амерлин, правительница Белой Башни. Хрустальным Троном и кровью Императрицы я предаю себя в ваши руки и клянусь в любых обстоятельствах исполнять любое приказание и ставить вашу жизнь превыше своей. Перед лицом Света, да будет так, — с этими словами она поцеловала пол.
Эгвейн ошеломлённо уставилась не неё. Такую клятву способен нарушить только Приспешник Тёмного. Разумеется, любой шончанин был немногим лучше такового.
— Ты считаешь, что меня плохо охраняют? — спросила её Эгвейн. — Думаешь, что мне нужны ещё слуги?
— Я думаю только о том, как искупить содеянное, — ответила Лейлвин.
В её голосе Эгвейн уловила горечь и твёрдость. Это говорило об искренности её слов. Этой женщине совсем не нравилось так унижаться.
Эгвейн озадаченно сложила руки на груди.
— Что ты можешь рассказать мне о военных силах Шончан, их оружии, мощи и планах Императрицы?
— Я кое-что знаю, Амерлин, — ответила Лейлвин.