Покажи, что ты рисовал. И он вынул из-за пазухи четверку серой писчей бумаги и робко подал мне. На четвертке был назначен довольно верно контур Сатурна.
Долго я держал рисунок в руках и любовался запачканным лицом автора. В неправильном и худощавом лице его было что-то привлекательное, особенно в глазах, умных и кротких, как у девочки.
Ты часто ходишь сюда рисовать? спросил я его.
Каждое воскресенье, отвечал он, а если близко где работаем, то и в будни захожу.
Ты учишься малярному мастерству?
И живописному, прибавил он.
У кого же ты находишься в ученьи? У комнатного живописца Ширяева.
Я хотел расспросить его подробнее, но он взял в одну руку ведро с желтой краской, а в другую желтую же обтертую большую кисть и хотел идти.
Куда ты торопишься?
На работу. Я и то уж опоздал, хозяин придет, так достанется мне.
Зайди ко мне в воскресенье поутру, и если есть у тебя какие-нибудь рисунки своей работы, то принеси мне показать.
Хорошо, я приду, только где вы живете?
Я записал ему адрес на его же рисунке, и мы расстались.
В воскресенье поутру рано я возвратился из всенощной своей прогулки, и в коридоре перед моей квартиры встретил меня мой новый знакомый, уже не в тиковом грязном халате, а в чем-то похожем на сюртук коричневого цвета, с большим свертком бумаги в руке. Я поздоровался с ним и протянул ему руку. Он бросился к руке и хотел поцеловать. Я отдернул руку: меня сконфузило его раболепие. Я молча вошел в квартиру, а он остался в коридоре. Я снял сюртук, надел блузу, закурил сигару, а его все еще нет в комнате. Я вышел в коридор, смотрю, приятеля моего как не бывало. Я сошел вниз, спрашиваю дворника: Не видал такого? Видел, говорит, малого с бумагами в руке, выбежал на улицу. Я на улицу, и след простыл. Мне стало грустно, как будто я потерял что-то дорогое мне.
В воскресенье поутру рано я возвратился из всенощной своей прогулки, и в коридоре перед моей квартиры встретил меня мой новый знакомый, уже не в тиковом грязном халате, а в чем-то похожем на сюртук коричневого цвета, с большим свертком бумаги в руке. Я поздоровался с ним и протянул ему руку. Он бросился к руке и хотел поцеловать. Я отдернул руку: меня сконфузило его раболепие. Я молча вошел в квартиру, а он остался в коридоре. Я снял сюртук, надел блузу, закурил сигару, а его все еще нет в комнате. Я вышел в коридор, смотрю, приятеля моего как не бывало. Я сошел вниз, спрашиваю дворника: Не видал такого? Видел, говорит, малого с бумагами в руке, выбежал на улицу. Я на улицу, и след простыл. Мне стало грустно, как будто я потерял что-то дорогое мне.
Скучал я до следующего воскресенья и никак не мог придумать, что бы такое значил внезапный побег моего приятеля. Дождавшись воскресенья, я во втором часу ночи пошел на Троицкий мост и, полюбовавшись восходом солнца, пошел в Летний сад, обошел все аллеи, нет моего приятеля. Хотел было уже идти домой, да вспомнил Аполлона Бельведерского, т. е. пародию на Бельведерского бога, стоящего особнячком у самой Мойки. Я туда, а приятель мой тут как тут. Увидя меня, он бросил рисовать и покраснел до ушей, как ребенок, пойманный за кражею варенья. Я взял его за дрожащую руку и, как преступника, повел в павильон и мимоходом велел трактирному заспанному гарсону принести чаю.
Как умел, обласкал моего приятеля и, когда он пришел в себя, я спросил его, зачем он убежал из коридора.
Вы на меня рассердились, и я испугался, отвечал он.
И не думал я на тебя сердиться, сказал я ему. Но мне неприятно было твое унижение. Собака только руки лижет, а человек этого не должен делать. Это сильное выражение так подействовало на моего приятеля, что он опять было схватил мою руку. Я рассмеялся, а он покраснел, как рак, и стоял молча, потупя голову.
Напившись чаю, мы расстались. На расставанье я сказал ему чтобы он непременно зашел ко мне или сегодня, или в следующее воскресенье.
Я не имею счастливой способности сразу разгадывать человека, зато имею несчастную способность быстро сближаться с человеком. Потому, говорю, несчастную, что редкое быстрое сближение мне обходилося даром, в особенности с кривыми и косыми. Эти кривые и косые дали мне знать себя! Сколько ни случалось мне с ними [встречаться], хоть бы один из них порядочный человек. Начисто дрянь. Или это уж мое такое счастье.
Всего третий раз я вижу моего нового знакомого, но я уже с ним сблизился, я уже к нему привязался, уже полюбил его. И действительно, в его физиономии было что-то такое, чего нельзя не полюбить. Физиономия его, сначала некрасивая, с часу на час делалась для меня привлекательнее. Ведь есть же на свете такие счастливые физиономии!
Я пошел прямо домой, бояся, чтобы не заставить приятеля своего ждать себя в коридоре. Что же? Вхожу на лестницу, а он уже тут, в том же коричневом сюртучке, умытый, причесанный и улыбающийся.
Ты порядочный скороход, сказал я. Ведь ты еще заходил к себе на квартиру? Как же ты успел так скоро?
Да я торопился, отвечал он, чтобы быть дома, как хозяин от обедни придет.
Разве у тебя хозяин строгий? спросил я.
Строгий и
И злой, ты хочешь сказать?