Я, пожалуй, проедусь на нем. Видите, мне не терпится.
Речной Бог вернулся заседланным и взнузданным, и Николь легко взлетел в седло. Он немного порысил по мощеному двору, а потом выехал за ворота, на луг, обнесенный изгородью, и пустил коня легким галопом. Константин Бреветт следил за ним с добродушной усмешкой, Керри Сэндерс с надеждой, Клем нетерпеливо, а я с облегчением. Что бы я ни думал о финансовых методах Ронни Норта, товар он поставлял доброкачественный.
Николь вернулся, бросил поводья конюху, подошел и с энтузиазмом чмокнул Керри Сэндерс в щеку.
Замечательный конь! сказал он. Глаза у него блестели. Просто замечательный!
Радость, озарившая ее лицо, растопила бы даже камень. Николь обратил на это внимание, и когда Керри Сэндерс с его отцом пошли к дому, он натянуто улыбнулся мне и сказал:
Ну вот, видишь? Не такая уж я сволочь.
И к тому же эта лошадь куда лучше, чем кажется на первый взгляд.
Циничный ублюдок! У него рот жесткий, как задница у носорога.
Мне говорили, что это лошадь для спеца.
Первая приятная вещь, которую я услышал от тебя за все время нашего знакомства! рассмеялся Николь. Пошли выпьем!
Секундочку
Я подошел к Клему, дал ему пятерку и отослал домой. Николь подошел следом за мной и тоже дал ему пятерку. Клем с удовольствием взял деньги, залез в кабину и укатил.
В гостиной, куда провел меня Николь, уже стояло наготове шампанское в бокалах в форме бутонов тюльпана, и в последних лучах солнца пузырьки сияли серебром в расплавленном золоте. Константин обнес нас бокалами, и мы весьма торжественно выпили за здоровье Николя. Он исподтишка ухмыльнулся мне. Я с удивлением обнаружил, что он начинает мне нравиться.
В гостиной стояло девять пухлых кресел. Мы расселись. Константин всячески ухаживал за Керри Сэндерс. Она лучилась счастьем. Ее персиковые щеки были свежими, как у ребенка. «Удивительно все-таки, как отчетливо духовное состояние женщины проявляется на ее коже», подумал я.
В гостиной стояло девять пухлых кресел. Мы расселись. Константин всячески ухаживал за Керри Сэндерс. Она лучилась счастьем. Ее персиковые щеки были свежими, как у ребенка. «Удивительно все-таки, как отчетливо духовное состояние женщины проявляется на ее коже», подумал я.
А ведь вы едва не остались без подарка! сказала она Николю. С первой лошадью, которую приобрел Джонас, произошла самая возмутительная вещь!
Они с изумлением выслушали повествование о наших злоключениях, а я подлил масла в огонь, сообщив, что те же двое громил пытались проделать тот же трюк и с Речным Богом.
Константин с величественным видом, который очень подходил к его гладко причесанным седым волосам и толстой черной оправе очков, заверил Керри, что позаботится о том, чтобы негодяи получили по заслугам. Я подумал, что Кучерявый скорее всего свое уже получил я ему, похоже, руку сломал, но не стал возражать против планов Константина, желавшего узнать, в чем дело. Ему открыт доступ в такие сферы, куда мне не пролезть
Джонас, а ты что думаешь? спросил Николь.
Ну На мой взгляд, из-за самих этих лошадей никто бы такого шума поднимать не стал. Они прибыли из совершенно разных мест, а значит, это не мог быть какой-нибудь человек, живущий по соседству с ними и не желавший, чтобы их продавали. Это тем более глупо, что мы узнаем, кто купил Катафалка, как только его выставят на скачки. Даже если он несколько раз перейдет из рук в руки, проследить всю цепочку будет несложно.
Константин тяжело покачал головой и с видом знатока заявил:
Прикрыть продажу довольно просто, если знать как.
А может, просто кто-то хотел помешать Керри сделать мне подарок, предположил Николь.
Но зачем? спросила Керри. Зачем это может понадобиться?
Этого никто не знал.
Вы кому-нибудь говорили про Речного Бога? спросил я.
После того раза? Вы с ума сошли. Когда вам удалось найти вторую лошадь, у меня уж хватило ума не кричать об этом во всеуслышание.
Вы не говорили об этом ни леди Роскоммон, ни парикмахеру, ни Паули Текса? Никому из тех, кто мог знать о предыдущей лошади?
Точно нет. Я не виделась ни с Мэдж, ни с тем парикмахером, а Паули не было в городе.
Но ведь кто-то знает! сказал Николь. Джонас, а ты кому говорил?
Никому. Я не сказал человеку, которому принадлежал этот конь, для кого я его покупаю, и не сообщил в транспортную фирму, куда его надо доставить.
Но ведь кто-то знает, повторил Николь.
У тебя есть недоброжелатели? спросил я.
Все профессиональные жокеи меня люто ненавидят.
А любители?
Он усмехнулся:
И любители тоже.
Нет, сказал Константин. Как бы другие жокеи ни завидовали успехам Николя, вряд ли кто-то из них способен скупать или воровать лошадей исключительно ради того, чтобы помешать Николю сделаться чемпионом.
Да, им бы пришлось порядком повозиться! заметил Николь.
Голос у Константина был низкий и звучный, ему было тесно в этой комнате. Николь обладал теми же данными, но еще не сознавал своей силы, так что его голос звучал тише, более естественно. Он не служил орудием самоутверждения.
А как насчет Уилтона Янга? поинтересовался Николь.
Константин верил, что Уилтон Янг способен на все. Он был единственной угрозой безраздельному владычеству Константина в мире английских скачек. Это был упрямый, как осел, йоркширец, не имевший ни малейшего представления о светских манерах. Он занимался почтовым бизнесом, и ему чертовски везло с лошадьми. Он не старался щадить чужие чувства, поскольку не подозревал об их существовании, и судил о людях исключительно по их умению зашибать деньгу. Они с Константином не уступали друг друг в беспощадности, а людям, которых подминает под себя паровой каток, очевидно, все равно, скрежещет он или как следует смазан.