Чтобы воры и мародёры,
Вновь кроили тебя и жгли,
И чтоб мы на твоих просторах
Только смерть себе обрели.
Красная дверь
Я обожаю княжие цвета
От красной двери до зелёной рощи.
Мне нравится святая простота
Пустых просёлков, где рассудок ропщет
Лишь над следами человечьих рук,
Оставивших обрывки разной дряни.
Люблю в природе выверенный звук
И постепенность. В ослеплённой рани
Хочу не знать о том, что будет днём,
А вечером не быть в плену у страхов,
И, озирая жизни окоём,
Не поминать, что жизнь была не сахар
Весь этот мир придуман напоказ,
Он, как и я, не прячется от боли.
И я его уже в который раз
Спасти не в силах от чумной неволи
Нещадных и неузнанных потерь,
Когда безумье побеждает разум,
И красная не разделяет дверь
Зелёный миг планеты и заразу
Стяжания. Стигматы ран земных
Горят огнём, никто по ним не плачет.
Как много слов восторженно-пустых,
Как много чувств, что ничего не значат!
И вот опять любимые цвета
За этой дверью только мы с тобою.
Пускай к нам постучится красота,
Она как сон с загадкою земною
Измена земле
На дворе вьётся хмель, а смородина
Сыплет бусины ягод в траву
Далеко моя милая родина,
Только вижу я как наяву
Старых улиц булыжную оторопь,
И вишнёвую кипень садов,
И ворот разномастную косороть,
И весомую поступь годов,
Что ломали, сносили и строили,
Изменяя ландшафт городов,
Что сермяжную правду рассорили
С гордым жлобством бетонных столбов.
Бастет
Макает месяц тоненькие рожки
В озёрную задумчивую гладь.
Богинею сидит, напрягшись, кошка
И рыбу-месяц силится поймать.
Она черна, как ночь, что рядом тщится
Смешать все краски вечера в одну
И под кустами сумрачно густится,
И месяц тянет к илистому дну
Но стрежёт богиня Бастет рыбу,
Что жидкое купает серебро,
И лапой чёрной ночи топит глыбу,
Отправив на таинственное дно.
Глаза сияют вековечной влагой
И, грациозной прелести полна,
Богиня кошка с гордою отвагой
Подстерегает рыбу-тишь одна.
«Скрипучей веткой жалуется тополь»
Скрипучей веткой жалуется тополь
Под щёлканье немолчное скворца
О том, что все хозяин деньги пропил,
Не починив родимого крыльца,
Что покосился дом, сопрела крыша,
Скворечник вверх тормашками висит,
А сам лежит, не видя и не слыша,
Как Бог с землёй цветущей говорит.
Старухи израсходовались ныне,
Живут на свете из последних сил.
И о таком, пропившем совесть сыне,
Нет плакальщиков, все на дне могил.
А он, проспавшись, распускает палы
И радуется, глядя на огонь.
Горит живое, только горя мало
Тому, кому по сердцу гарь и вонь.
По осени «шишкует» бедолага,
Срубая ветви сосен до вершин,
И деньги с шишек поглощает брага.
А пьёт он дрянь заветную один.
И вот весною ранней в пьяном виде
Сей пиротехник так устал от дел,
Природу напоследок разобидев,
Что лёг в избе и вместе с ней сгорел.
Над пепелищем пели жаворонки,
И щёлкал долго радостный скворец
Нашли сельчане две зубных коронки,
Что в память им оставил молодец.
Собачка лишь грустила по пьянчуге,
В деревне побираясь тут и там,
Да палками корявыми в округе
Останки сосен кланялись ветрам.
Ностальгия по детству
Ностальгия по детству
Пирожка хочу за пять копеек,
Чтобы был горячий и с повидлом,
Чтобы пальцы на морозе стыли,
И хрустела корочка слегка
А ещё хочу, чтоб были сани
С медными полозьями и горка,
Валенки с калошами, и бабка
Нос мне вытирала подолом
Телевизор с линзою и печка,
Окна, запотевшие от влаги,
Над окном гигантские сосульки,
В вёдрах родниковая вода
И не думать о большом и вечном,
А читать запоем на лежанке,
Да играть на маленькой скрипульке,
Чтоб мурашки щекотали нерв
Вечером сидеть у самовара,
Под столом подкармливая кошку,
Чтобы дед кряхтел, а бабка пела
«Отче наш», склоняясь надо мной
Великая Суббота
Свершилась ночь, и прах, омытый миром,
Под плащаницей замер навсегда.
Прошла гроза, и туч сквозные дыры
Застыли над Голгофой, как вода.
Ни ветерка, ни птичьего привета,
Молчало утро. В мрачной тишине
Бродили тени, за горою где-то
Текла неспешно жизнь и, как во сне,
Вдаль уходили горькие мгновенья
Вчерашней казни, а торчащий крест
Кренил устало, но без сожаленья,
Свой равнодушный безобразный перст
Великая Суббота терпеливо
Ждала чего-то, напрягая взор.
Казалось, солнце пряталось стыдливо,
Минуя окровавленный бугор
Вновь незаметно загустился вечер,
Погас небесный тускло-серый лик,
И зашептал тревожно южный ветер,
И к мёртвым скалам с силою приник
А утром жёны вышли, тихо плача,
Неся мастики в трепетных руках,
Идя ко гробу в скалах наудачу,
Чтоб умастить свой драгоценный прах.
Но там, куда они спешили дружно,
Лишь ангел белый, шелестя крылом,
Их встретил Словом: «Ничего не нужно,
Воскрес Спаситель, Он теперь с Отцом!»
У Бога-Света нет живых и мёртвых,
По вере мы наследуем Христа.
И, смерть поправ в её приделах спёртых,
Спаситель жив, для Вечности восстав!
Христос Воскресе, защебечет утро,
Назавтра вспрянув. От церковных врат
Вновь заскользит благоговейно-мудро
Огонь победы, и померкнет ад.
4. Запах звёзд
«Звёзды пахнут ванилью цветущего сада»
Звёзды пахнут ванилью цветущего сада,
И летят лепестки в тёмно-синюю высь,
Белоснежно мерцая, как снег звездопада,
Даль вселенной вплетая в вечернюю близь.