Нет, сказала она, такое не пойдет.
Что вам не нравится? Я неправильно заполнил бланк?
Стараюсь быть хладнокровным, как у редакторов в издательстве.
Бланк вы заполнили правильно, но мне не нравится текст.
Однако это мой частный текст.
Ошибаетесь, гражданин, этот текст написан на государственном бланке и должен быть подтвержден государственным служащим.
Да, это она. Не та, конечно, но ее оттиск. Оттиск редакторши, которая давным-давно лишила меня девственности.
Как можете вы писать своей матери такие непристойные слова?
Во-первых, я пишу не матери, а жене.
А почему здесь мамочка?
Это мое дело. Попробуй сохрани хладнокровие. Нет, советская действительность, если перефразировать Ленина, ежедневно, ежечасно и стихийно порождает из своих граждан истериков, скандалистов, неврастеников. Одним нравится называть свою жену поросеночком, кукушечкой, сладкой булочкой, а мне нравится мамочкой.
Тем более, зачем вы пишете целую тебя в рот? К чему такая подробность? Почему не написать просто и нормально целую?
Приемщица телеграмм посмотрела мне прямо в глаза. Глаза у нее цвета темно-коричневой черешни. Такие женщины до старости сохраняют на своем лице порок. По-моему, она приняла бы мое приглашение и после работы поднялась бы ко мне в гостиничный номер. Однако там меня ждет другая, хоть и в чем-то подобная, как подобна в определенные моменты эта пожилая почтарша юной шекспировской Юле, а хромой Чубинец стройному любовнику Роме. Почтарша женщина. Она чувствует, что мой гостиничный номер занят другой, и потому от ревности становится неумолимой.
«В рот» вычеркните, иначе телеграмма не пойдет. И почему «Железный Феликс»? Феликс, как я понимаю, ваше имя. А что такое «железный»?
Ну нет, «железного» я ей не уступлю.
Железный это мой литературный псевдоним. Пешков Горький, а Забродский Железный.
Достаю удостоверение. Удостоверение не красного, а фиолетового цвета, но все-таки действует.
Слышала... Знаю... Скажите, над чем вы сейчас работаете?
Пишу сценарий совместного русско-украинского фильма под названием «Люди и людыны».
Ох, как интересно...
Растаяла. Телеграмма принята с «Железным Феликсом», однако без «целую тебя в рот». Здесь я уступил, ибо мой богатый опыт всегда мне подсказывает, до каких пределов можно сохранять свою независимость и принципиальность. Впрочем, как и прежде бывало, подумав и остыв, я неоднократно убеждался: а ведь в этом редактор был прав и действовал в моих же, дурака, интересах.
Как-то я по своим официальным делам начал бывать в московском Институте марксизма-ленинизма и сотрудничать, а также обедать там в полукремлевской столовой с одним доцентом от марксизма. И вот обращаю внимание, что доцент этот до обеда и после обеда руки едва споласкивает, а рот до и после полощет долго и весьма тщательно. Заметив мой взгляд-вопрос, доцент сам все объяснил:
Что самое нечистое в человеке? Рот, ибо рот это скопище бактерий.
Наверно, он прав, как и редактура. Может быть, они недостаточно разбираются в мире Гоголя и Бунина, но мир, где «живой человек» вместе с его «сердцем» и «душой» зажат в железные кавычки, ими изучен досконально. И тот, кто хочет приятно провести время в этом закавыченном мире, должен их слушаться. За ртом надо тщательно следить, однако лучше всего «рот» просто вычеркнуть и использовать только для еды, потому что иногда такое скажешь, что уж ничем не прополощешь.
Однако это мой частный текст.
Ошибаетесь, гражданин, этот текст написан на государственном бланке и должен быть подтвержден государственным служащим.
Да, это она. Не та, конечно, но ее оттиск. Оттиск редакторши, которая давным-давно лишила меня девственности.
Как можете вы писать своей матери такие непристойные слова?
Во-первых, я пишу не матери, а жене.
А почему здесь мамочка?
Это мое дело. Попробуй сохрани хладнокровие. Нет, советская действительность, если перефразировать Ленина, ежедневно, ежечасно и стихийно порождает из своих граждан истериков, скандалистов, неврастеников. Одним нравится называть свою жену поросеночком, кукушечкой, сладкой булочкой, а мне нравится мамочкой.
Тем более, зачем вы пишете целую тебя в рот? К чему такая подробность? Почему не написать просто и нормально целую?
Приемщица телеграмм посмотрела мне прямо в глаза. Глаза у нее цвета темно-коричневой черешни. Такие женщины до старости сохраняют на своем лице порок. По-моему, она приняла бы мое приглашение и после работы поднялась бы ко мне в гостиничный номер. Однако там меня ждет другая, хоть и в чем-то подобная, как подобна в определенные моменты эта пожилая почтарша юной шекспировской Юле, а хромой Чубинец стройному любовнику Роме. Почтарша женщина. Она чувствует, что мой гостиничный номер занят другой, и потому от ревности становится неумолимой.
«В рот» вычеркните, иначе телеграмма не пойдет. И почему «Железный Феликс»? Феликс, как я понимаю, ваше имя. А что такое «железный»?
Ну нет, «железного» я ей не уступлю.
Железный это мой литературный псевдоним. Пешков Горький, а Забродский Железный.
Достаю удостоверение. Удостоверение не красного, а фиолетового цвета, но все-таки действует.