Ничем подобным Казачье-Крестьянский совет не располагал. Если бы располагал, то у большевиков не было бы ни одного шанса удержаться у власти. Полки действительно возвращались на родину по большей части организованно, что было в значительной мере обусловлено заботой казаков о сохранности лошадей и прочего личного имущества, составлявшего их экипировку. Но расчет на казачьи полки не оправдался: полки прибывали в порядке, но, по воспоминаниям члена Терского войскового правительства Д.С. Писаренко, «в полной апатии». Войсковой атаман давал казакам кратковременный отпуск, после которого собрать их обратно было почти невозможно. «Казачество заболевало каким-то параличом воли», констатировал Д.С. Писаренко528. А по воспоминаниям Б. Нартова, «все стремились домой на отдых, где, вкусив сладкий мир в своей семье, казак уже с неохотой возвращался на поле войны»529.
Лишь в первые недели восстания у казаков ощущался моральный подъем, вызванный ожесточением против притеснений большевистской власти и горских разбоев. Но вскоре казачество вернулось в прежнее сонное состояние, безответственность, усталость от войны. Восстание, разгоревшееся в страдную пору, грозило гибелью урожая и неминуемым последующим голодом. Поэтому, несмотря на все усилия, Казачье-Крестьянскому совету не удалось настоять на формировании постоянных частей и свободной их переброске с одного участка фронта на другой. Казаки желали воевать непременно возле своего дома и посменно, чтобы успевать заниматься и домашним хозяйством. По свидетельству Д.С. Писаренко, «истекали две недели, приходили новые [казаки], а отбывшие свой срок с песнями расходились по домам. Ни тревога, ни бой, даже часто ни неприбытие вовремя смены не могли и на час удлинить пребывание отбывших срок на фронте. Они часто во время боя снимались и уходили по домам, оставляя командование в безвыходном положении»530.
Под влиянием массированной большевистской пропаганды в казачьей среде наметился раскол: часть станиц уклонялась от участия в гражданской войне, другая часть открыто выступила на стороне большевиков. Позднее, придя на Терек, командование Добровольческой армии было сильно разочаровано местным казачеством, в котором оно рассчитывало найти себе надежную опору (хотя «в боевом и политическом отношении» их ценили выше, чем кубанцев). «Никакой сплоченности между станицами, да и в самих станицах нет, отмечалось в сводке разведотделения штаба Главнокомандования ВСЮР в 1919 г. Никого не слушают, никого не уважают, самолюбивы, сильно заражены большевизмом»531. Отмечалось отсутствие у казаков политического самосознания, благодаря чему они легко склонялись на сторону большевиков и борьбу, начатую в середине 1918 г., вели не против советской власти и большевизма в целом, а против отдельных большевистских лидеров.
Под влиянием массированной большевистской пропаганды в казачьей среде наметился раскол: часть станиц уклонялась от участия в гражданской войне, другая часть открыто выступила на стороне большевиков. Позднее, придя на Терек, командование Добровольческой армии было сильно разочаровано местным казачеством, в котором оно рассчитывало найти себе надежную опору (хотя «в боевом и политическом отношении» их ценили выше, чем кубанцев). «Никакой сплоченности между станицами, да и в самих станицах нет, отмечалось в сводке разведотделения штаба Главнокомандования ВСЮР в 1919 г. Никого не слушают, никого не уважают, самолюбивы, сильно заражены большевизмом»531. Отмечалось отсутствие у казаков политического самосознания, благодаря чему они легко склонялись на сторону большевиков и борьбу, начатую в середине 1918 г., вели не против советской власти и большевизма в целом, а против отдельных большевистских лидеров.
Драматическая история терского казачества в Гражданской войне еще ждет своего вдумчивого исследователя, готового выявить и осмыслить огромный архивный и мемуарный материал по теме. Сейчас же можно с полной уверенностью сказать, что казачество не было готово к восстанию против большевиков и к войне с горцами, что обрекло восстание на неудачу и провал.
Большевистских сил первоначально также было немного. Согласно сообщению военного руководителя вновь образованного Северо-Кавказского военного округа А.Е. Снесарева, «войск имеется: во Владикавказе три батальона (около 1500 человек) с 8 пулеметами, один эскадрон, две полевые батареи, 4 48-[лин.] гаубицы; в Георгиевске два батальона (около 1000 человек) с четырьмя пулеметами и одна полевая батарея; в Моздоке полроты пехоты и гаубичная батарея (4 гаубицы); в Пятигорске два батальона пехоты и 6 орудий; в Грозном два батальона (1000 человек) и 6 орудий; летучий железнодорожный отряд одна рота; один бронированный поезд и еще один оборудуется. Всего войск около 5000 человек»532.
По словам А.Г. Шляпникова, «Красная армия создавалась из иногородних, бывших солдат, частично и казаков, но не по-казачьи»533. Налет партизанщины в красных частях был еще очень силен. По словам прибывших летом 1918 г. комиссаров из центра, «здесь о декретах о всеобщем обучении воинскому искусству и создании Красной армии слышали и знают очень мало»534. Дисциплина в частях была еще слабой «до 50 % в бою разбегаются»535.