В это время отец, поправляя портьеры, услышал шум под окнами. Предчувствуя недоброе, он вышел на порог с винтовкой, увидев сына и поняв, в каком он состоянии, вскинул орудие, приложив его к плечу, и пустил пулю вдогонку пытающимся скрыться от дальнейшего правосудия. Но пуля-дура, и настигла одного из убегавших. К счастью следствия, хулиган не был смертельно ранен, и позднее, под психологическим давлением, выдал своих сообщников.
Что произошло с виновными за содеянное преступление, история умалчивает. Но показания, которые давали обвиняемые, не были приняты за истину, но ещё долго были на слуху у народа.
Интерес для разговоров дал такой факт: хулиганы в один голос утверждали, что в течение недели, накануне того рокового дня для Питера Уэли, по вечерам они слышали голос, который давал наставления для совершения убийства и что в противном случае им неминуемо грозит смерть. Напуганные, они понемногу стали делиться друг с другом о том, что происходило с ними. В конечном итоге, при совместном обсуждении, ими было принято решение: привести в исполнение, требуемое от них.
После рокового боя с хулиганами, Питер Уэли прожил ещё пять дней, и умер от повреждения внутренних органов, не приходя в сознание.
Для Робинса Уэли, самого младшего из семьи Уэли, роковым стал 1879 год. Двенадцатилетний мальчик самостоятельно изготовил крылья из простыни, взятой на своей постели, двух палок, перевязанных верёвкой буквой «Т». Мальчик взобрался на крышу своего дома, привязал конструкцию к спине, и без малейшего страха и с полной уверенностью, что ему удастся преодолеть силу притяжения. Робинс оттолкнулся от конька, расправив руки, как птица, рухнул с высоты 12 метров на выложенную камнем дорожку, прямо под ноги своего отца Томаса.
Изумлённый от страшной картины, Томас упал на колени перед сыном и услышал его свистящий, невнятный шёпот:
— Он приходил ко мне. Он говорил со мной. Он уговорил меня это сделать. Я говорил с ним все эти дни и ночи. И я ему поверил.
Мальчик выдохнул последний раз и вместе с этим выдохом отпустил свою душу на волю.
Глава 3
Джим Робинзон
Завтракали они втроём, в тихом семейном кругу: Томас Уэли, его жена Анна и дочь Коринн. Стол был накрыт не богато, но краюха горячего хлеба, кувшин молока да солонка всегда присутствовали. Не теряя времени на разговоры, все сидели молча и потихоньку уплетали, заряжаясь энергией на день грядущий.
Коринн была поглощена своими мыслями о своём женихе, с которым они планировали венчание весной. Она мысленно представляла, как с весенними паводками запоют птицы, начнут расцветать цветы, почки на деревьях выбросят первые листья навстречу тёплым солнечным лучам. Какое платье они будут готовить с матерью долгими сереющими вечерами за разговорами о жизни, где мать будет давать наставления будущей хозяйке и жене. Глаза её блестели и Коринн смущённо пыталась подавить улыбку от сладострастных видений.
Мать задумалась о житейских делах, которые лежали на её хрупких плечах по хозяйству. Чем порадовать на обед мужа, успеть бы со стиркой, как можно перекроить старые платья Коринн, чтобы они выглядели новыми, да и мало ещё о чём.
Томасу Уэли не давали покоя дела, связанные с обеспечением семьи.
Во время этого завтрака каждый был поглощён своими мыслями. Неожиданно Томас напряг слух и стал прислушиваться. Ему показалось, что у него за спиной стоял кто-то невидимый и, наклонив к его уху голову, шептал, шептал и шептал. Он перестал пережёвывать и прислушался ещё внимательнее. Теперь Уэли ясно и отчётливо услышал монотонный, шипящий и насмешливый голос:
— Осталось совсем немного времени. Настала очередь твоей последней дочери. Она у тебя оказалась самая неподатливая на мои чары. С остальными твоими отпрысками было намного проще. Но ничего, скоро я покончу с твоей средненькой дочкой, а потом возьмусь за твою ненаглядную супругу. Тебя же я заставлю жить долго, с мучительным осознанием твоей никчёмности. Ха — ха — ха…
Смех грохотом пронёсся по всей комнате и постепенно отдалился и затих.
Томас встряхнул головой, отгоняя неприятные видения, и осмотрелся.
Анна взглянула на мужа в испуге и с неуверенностью в голосе спросила:
— Дорогой, что случилось, ты будто бы приведение увидел?
Коринн отпустила сладкие грёзы и взглянула на отца. Томас сидел бледный, его глаза выражали испуг и недоумение. Он встал из-за стола, по-отечески поцеловал в лоб Коринн, погладил руку Анны, глазами пробежал по комнате и ответил со вздохом:
— Нет, нет, ничего, милые, всё в порядке. Просто задумался.
Томас Уэли от непонятного наваждения был растерян. Он отправился в свой кабинет, устроился в кресле и стал набивать трубку, одновременно осознавая происходящее в его семье, сопоставляя с этой жуткой фразой. Томас возвращал события прошлых лет, и в его сознании прокручивались картинки тех ужасных семейных катастроф, которые произошли с его детьми. Ему припомнилась записка, которую оставила Виолетта перед смертью, и непонятная предсмертная фраза Робинса, которую он записал позже, сам не зная зачем. Томас припомнил и упоминание в них о голосах, разговорах с кем-то неизвестным. Тут же ему припомнились показания четверых подонков, которые убили Питера, они тоже говорили о каких-то голосах. Всё это пробегало перед его воображением, с такой ясной очевидностью, что, казалось, всё это происходило только вчера.
Томас нервно теребил трубку во рту, передвигая её зубами с одной стороны на другую. Он вскочил и начал судорожно отыскивать в ящиках своего дубового двухтумбового рабочего стола те самые предсмертные записки. Вываливая содержимое ящиков на пол рядом со столом, не соблюдая никакого порядка, Томас, исследовав всё, обнаружил искомое и вновь вернулся в кресло.