Загнанный мужчина не выказывал страха. На его худощавом лице застыла гримаса нетерпения, рука пригладила короткие волосы, черные, с сединой. Про такие говорили "соль с перцем". Все происходящее скорее раздражало его, нежели пугало. Он небрежно уклонился от хвоста - жало на его конце пронеслось в каких-то полутора дюймах от лица. Высокий воин был скуп на движения и не спешил уклоняться больше, чем следовало, словно насмехаясь над животными.
Они были яростны как никогда. Даже хозяева не видели питомцев такими безумными. Дальсии остервенели, жажда расправы граничила с помешательством. Глаза налились кровью, хвосты дрожали, тягучие капли яда срывались с жал. Задние ряды животных напирали, им не терпелось растерзать добычу, ведь им обещали дать отведать сладкой теплой крови жертвы. Неподатливой жертвы, жалкой и хлипкой, почему-то убивающей их братьев по роду так же легко, как надоедливых комаров. Дальсии не выдерживали. Бешенство и голод брали верх. Приседая, животные совершали затяжные прыжки, оставляя позади тех, с кем только что стояли рядом. Они рвались отомстить за погибших.
Места между ним и дальсиями становилось все меньше. От их горячего зловонного дыхания нагрелся воздух. Стало душно. И тогда он приступил.
Серебристая пика, похожая на остро заточенное с двух сторон перо, начала туать в воздухе замысловатые восьмерки; оружие двигалось слишком быстро, чтобы заметить что-то, кроме размытого пятна. Капли крови срывались с наконечников, будто они ни на миг не хотели быть испачканными.
Он работал филигранно. Полы плаща развевались, хотя сухой воздух Таладаса был недвижим. Небо Тиэльмы не знало боя более отточенного и аккуратного, чем тот, что происходил сейчас на багровых землях Тисков Погибели. В этой скупости движений было что-то привлекательное, что притягивало и завораживало. Ошарашенные палиндорцы смотрели на воина со страхом и восхищением. Каждый маневр сражающегося будто бы говорил: да, я уверен в себе, да, я знаю куда бить, нет, они не представляют для меня ни малейшей опасности. Для схватки в этом обилии тел гораздо удачнее подошла бы коса, чтобы ублажать лезвие обильной кровавой жатвой.
Воин словно танцевал. Он нарочито играл со смертью, подпуская дальсиев как можно ближе к себе. Он хотел показать их хозяевам, что с ним не надо сражаться. Они не осилят. Им надо бежать. И бояться.
Дальсии боялись. Палиндорцы - нет. Невообразимые глупцы, наивные до мозга костей. Эти неорганизованные, но чересчур уверенные в себе дикари пошли путем наименьшего сопротивления и направили все силы на то, чтобы остановить воина и урвать свое. Ведь добыча так близко... Они хотели изнурить человека в золотом плаще, но просчитались. Сперва с вершин ущелья летели камни, по сколоченным доскам скатывались валуны, шипело вылившееся кипящее масло, дождь из стрел грозился изрешетить его, но короткая вспышка ярко-красного... И от стрел не осталось ничего, кроме наконечников, со звоном упавших вниз. Когда разменные карты палиндорцев закончились, на стол лег козырь, и в бой отправились их преданные друзья и боевые товарищи - дальсии.
Глаза воина снова на краткий миг вспыхнули ярким кармином. Он принял игру. Он готов назвать цену за нападение.
Наконечники пики едва касались жертв; они проходили вскользь ровно настолько, чтобы вспороть горло самым кончиком. Небрежные движения несли мгновенную смерть - еще даже не успевала проявиться красная полоска на рассеченной плоти, а животное уже падало замертво. Воин обладал страшной силой. Его оружие не знало преград, под напором стали черепа сминались, словно были сделаны из отсыревшего картона, а конечности сгибались под неестественными углами. Иногда человека окружали, и он переставал церемониться. Не было изящества и грации, но был свист вспарываемого ветра и удары плашмя. Осколки костей летели во все стороны, дальсии переходили на визг и бились в конвульсиях от боли. Перед тем, как умереть, палиндорцы запомнили, как от удара серебряной пики голову животного развернуло в другую сторону, она повисла на коже, а потом с влажным треском, не выдержав собственного веса, оторвалась и улетела под лапы наступающих дальсиев.
Воин больше не медлил. Он упивался. Его глаза застила багряная пелена, и все, что он видел, это размытые силуэты тех, кому предстояло умереть. Когда бой затянулся, была призвана магия. Глаза воина сверкнули снова. Он изменился. Плащ больше не трепыхался, пика успокоилась, стиснутые челюсти расслабились. Человек больше не переживал. Его охватило спокойствие.
Теперь за ним присмотрят.
Дальсии заскулили и поджали хвосты. Они стояли в нерешительности, вся их прыть сошла на нет. Но поздно. Пришло их время. Воин заглянул в сафекс - надмир - и с удовлетворением отметил, что голубоватые оболочки уже покинули не успевшие остыть тела. Души медленно воспаряли к небесам. Человек поднял руки и потянул к себе, вырывая души из иного мира, возвращая их туда, где они пригодятся.
Животные что-то почувствовали. Они ринулись в атаку, понимая, что все, что от них требуется - умереть, попытаться забрать с собой непобедимого противника. Им помешали - на пути возникли призраки. Совсем недавно они были собратьями - зловещие фантомы, совсем не похожие на тех, кем были при жизни. Тощие, с полыхающими пепельной дымкой глазами, с серым паром, идущим изо рта. И холод. Могильный холод, от которого бросало в дрожь.
Призраки не церемонились и честно отрабатывали свое время. Им пообещали, что их не задержат надолго; они пообещали, что успеют. Души испугались человека. Точнее,