Брук осторожно повернулся на бок, но кровать все-таки заскрипела. Он стал смотреть в окно. Улицу заливало рассеянное оранжевое сияние уличных фонарей – точно разгорался синтетический рассвет. Вдруг Ева тихонько кашлянула.
– Росси хотел поехать с нами, – тихо произнес Брук.
Ева ответила не сразу, размышляя, не притвориться ли спящей. Внезапно смысл его слов проник в ее сознание, и она резко повернулась к нему.
– Почему вы мне сразу не сказали? – резко спросила она.
Брук поругал себя за опрометчивость – ну кто его тянул за язык.
– Мы говорили об этом с Росси, когда отгоняли машину. По-моему, не очень удачная мысль.
– Какого черта! Надо было обсудить это за ужином.
– Послушайте, я уже переубедил его, так что не о чем беспокоиться. Сожалею, что не вынес на обсуждение этот вопрос, но решение было бы то же. Вдвоем мы не привлечем к себе внимания, а втроем – можем привлечь. Кроме того, в полиции на него есть досье.
– Нет, вы неисправимы, – с досадой проговорила Ева.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что как вы были солдафоном, так и остались. Вот вам приказ и выполняйте без разговоров.
– Ладно, – взорвался Брук, задетый ее издевкой. – Если вам не нравится, как я действую…
– Не смейте мне угрожать. Это же не какая-нибудь ваша личная операция, а я не ваш подчиненный, которого в любой момент можно отослать. Вы можете быть великим специалистом, первоклассным убийцей и так далее, но это еще не дает вам права командовать.
– Вы так говорите, точно я наемный убийца, позабывший свое место. Вы ведь первая не хотели ехать со мной. Хотя, конечно, и я, если уж говорить честно, был не в восторге от этой идеи. Но все остальные настаивали, говорили, что никто не ездит отдыхать без компании, да и вообще, мне может понадобиться помощь, хотя бы для установления связи с Мигелем и так далее. – Теперь, когда вспышка гнева прошла, голос его потерял уверенность. Он тяжело вздохнул, не зная, как восстановить взаимопонимание, и в темной комнате надолго воцарилась тишина. Брук искоса взглянул на Еву – она лежала, устремив взгляд в потолок.
– Сколько же народу вы убили? – спросила она. Голос ее звучал уже гораздо мягче.
– Не знаю, – ответил он тихо. – Может, человека четыре, а может, пять.
– Вы тогда гордились этим?
Брук сглотнул комок в горле, раздумывая, сказать ли правду.
– Да, кажется, гордился, – ответил он наконец.
– А кто они были?
– Партизаны, арабы.
– И все чувствовали удовлетворение, когда удавалось кого-то убить?
– Наверное. Но надо учитывать особые обстоятельства, общую атмосферу. Когда я теперь оглядываюсь на прошлое, я не испытываю гордости или удовлетворения, но тогда все мы были уверены, что наши действия оправданны. Много тогда делали мерзостей… ну, например, сажали в вертолет двух пленных и одного из них сбрасывали вниз, чтобы заставить другого говорить. Я думаю, в какой-то мере это объясняется особым характером военной подготовки, когда тебе постоянно внушают, что такие вещи вполне естественны. По-моему, Мигель прав, говоря, что зло проистекает из убеждений, которые вбивают в нас. – Брук повернул голову и опять посмотрел в окно. – Но, в общем-то, все мы кого-то убиваем, и, следовательно, каждый должен чувствовать гордость, когда ему удается убить.
– Я этого не чувствую, – тихо сказала она.
17
Два темно-бордовых автомобиля марки «Триумф» ждали у главного подъезда, и Брайан Дандас, спускаясь по ступенькам, видел, как грузный сержант вылезает из первой машины сопровождения. Сегодня он просто обливался потом.
– Как движение? – спросил неофициальным тоном Дандас, усаживаясь на заднее сиденье.
– Довольно интенсивное, сэр, – ответил сержант, прилаживая второе обзорное зеркальце.