– Почему не заметили, какой номер был у БТРа?
– А что толку, если знаешь? – Это Лариса Асхарова, красивая статная женщина с тем же горем за плечами. То ли жена, то ли вдова – сама не знает, как представляться, – Шарами Асхарова, тоже сержень-юртовца, дальнего родственника Ширвани Басаева, к которому Шир-вани в последний раз приезжал – так говорят односельчане – году в 98-м. Так вот, федералы забрали Шарами 18 мая 2001 года, на рассвете. За родственные связи с Ширвани. Не скрывая, что за это.
– С тех пор – все, – плачет Лариса. – Я везде, где надо, оставила показания о том, что видела сама: мужа увезли на БТРе № 224, следом ехал БТР № 714 и военный УРАЛ № 7646 ВА. Я сама бежала тогда за военной колонной до конца села – дальше блокпоста меня просто не пропустили… Один БТР и УРАЛ уехали в сторону расположения Дивизии особого назначения ДОН-2 (Внутренние войска МВД). Второй БТР – в 70-й артиллерийский полк. Но мои факты никого не интересовали. Не было никаких результатов, расследований… Мне просто сказали, что федералы его не забирали. Мол, утритесь.
Что делать?
Ситуация, в которую попали Иблуевы, Асхаровы и Дениевы, – тривиальная для Чечни. И в ее неисключительности заключен самый больший ее ужас. Какое бы прошлое у тебя ни было – воевал ты бок о бок с Масхадовым или против него, – ты не застрахован от стирания с лица земли. Тысячи (!) семей – в подобном положении. Им не к кому обращаться во властных структурах – их никто не слушает.
Реальныйперечень «инстанций» на случай похищения человека в Чечне скуп и неадекватен событиям – вы сейчас это поймете.
Во-первых, ясновидящие. (Не смейтесь – таковы обстоятельства.)
Во-вторых, журналисты.
В-третьих, правозащитники.
В-четвертых, посредники, которых пруд пруди по Чечне и которые чаще всего жулики, берущие с несчастных деньги за крохи ничем не подтвержденной информации о том, где твой брат, муж, сын, и с которыми иметь дело – значит, материально стимулировать рабо-торговый бизнес. Ни одна из вышеперечисленных «инстанций», естественно, не является сколько-нибудь серьезной или эффективной. Каждая – просто случайность, успокоительная «валерьянка». И не более. Мизерный шанс, что журналист проймет генералов, или генералов над генералами, и так начнутся поиски. Или – надежда на чудо. Или – самоудовлетворение, что «раз заплатил, значит, что-то сделал».
Государство и власть, летом 99-го взявшие на себя миссию «освободить Чечню от бандитизма», никак не представлены перед лицом беды под генетически-кодовым названием «37-й». Прежде всего потому, что творят чеченский «37-й» – люди, находящиеся на государственной службе. Несведущему это покажется наветом, но от того, что Путин по телевизору чеканит слова о наведении порядка – порядка в Чечне все меньше, а смертей все больше. Прокуратуры придавлены военными и работают, как положено, редко. Милиция – сама же участница «процесса». Наконец, есть в стране специальная Комиссия по розыску пропавших без вести при администрации президента. Но Комиссия работает только опосредованно, из Москвы – что просто смешно в розыскных делах по Чечне. Сохранив Комиссию для красивой отчетности перед Западом, ее придушили деньгами, чтобы не рыпалась. В 2001-м воюющем году финансирование розыскных командировок было полностью прекращено, а все деньги, ранее выделенные на эти цели, забрало себе Министерство обороны (одно из ведомств, бойцы которого, собственно, и похищают тех, за «поиск» которых им потом платят из госбюджета). В 2002-м, на фоне кричащих фактов и острой необходимости работать, финансовая трагедия Комиссии повторилась.