Оказывается, все кровати – с дырявыми железными сетками, и если не изловчиться, положив под матрац старую деревянную дверь, принесенную с соседних развалин, то и не ляжешь, и не сядешь.
Странно выглядит и медицинское оборудование, которое используют врачи. Если бы над входной дверью не висела табличка «Городская детская больница № 2», то весь этот инвентарь можно было бы принять за склад списанного оборудования, которое просто не успели вынести на помойку. Но у этой рухляди, которую врачи считают бесценной, – тоже своя военная история. Перед штурмом Грозного в начале войны, зимой 1999– 2000 года, врачи спрятали все, что использовали в работе, в близлежащих подвалах: если бомба угодит в один, то уцелеет другой. Один подвал, где хранили операционное оборудование, при «зачистке» обнаружили федералы, вытащили все и уничтожили, предварительно отрапортовав по телевидению, что нашли «тайную операционную», где возвращали в строй раненых боевиков. То, что чудом сохранилось по другим подвалам, теперь служит детям на улице 8-го Марта, у доктора Ганаева.
– Вы получали какую-нибудь новую аппаратуру от новой власти?
– Нет, конечно, – отвечает главврач.
А в Москве тем временем много разговоров о том, как «налаживается в Грозном мирная жизнь», о составах медоборудования от имени Минздрава, о грузовиках с лекарствами. В городе постоянно меняются мэры. Каждый новый мэр произносит новые громкие слова о «новой Чечне» – и новая бездеятельность. Ныне функционирующего мэра зовут Олег Жидков. Он – полковник ФСБ. Неприятный тип со стеклянными глазами и корпоративной ненавистью к открытости. Он сидит в мэрии, и оттуда его не выудишь. В момент его назначения генералы говорили по телевизору о надежде на возрождение Грозного из пепла. Однако Грозный по-прежнему в пепле, а мэр Жидков так ни разу не побывал у Руслана Ганаева в больнице. Впрочем, как и во всех остальных
грозненских медучреждениях. А в довесок к Жидкову, между прочим, в Чечне исправно получают зарплату из Москвы и некоторые другие ответственные за состояние 2-й больницы господа – «социальный» вице-премьер, министр здравоохранения с приличной свитой чиновников в придачу.
И что? А ничего. Никому из них абсолютно не интересны дети Чечни, которые, заболев, могут сегодня рассчитывать еще на меньшее, чем при Масхадове.
…Главврач снимает очки и обнажает вечные глаза доктора Чехова. Он не желает ввязываться в политдискуссию.
– У нас… долг, – говорит он мягко и тихо. – Что бы ни случилось… Мы не о Жидкове – мы о детях.
И, вдруг увидев чей-то силуэт в сумеречной темноте развороченного больничного коридора, быстро идет навстречу, крепко, как после долгой разлуки, обнимая вошедшего с улицы человека. Это педиатр – тот самый, который, рискуя своей жизнью, вывез младенца с крупом из блокированного Грозного в город Аргун и сумел вот вернуться.
Они стоят, обнявшись, несколько минут, как будто тот вырвался из обреченной разведки боем.
– Пора уходить отсюда. Скоро начнет темнеть. Вас могут засечь, – говорят те, кто рядом.
– Кто может засечь?
– И те, и эти. Очень опасно. От наших отобьемся, от ваших – нет.
Выходим на порог, прощаемся – и опять как в последний раз. Это главная современная грозненская традиция: никто не надеется дожить до утра. И поэтому не экономит на душевном тепле: завтра может и не наступить. Если не для тебя, то для него…
Разговоры на кухне
Опять блокадный вечер и следующая за ним блокадная ночь. Никогда еще, со времен штурма зимы 2000 года, в Грозном не было так неспокойно, как в эту сентябрьскую блокаду. Кажется, что небезопасно все: дышать, ходить, говорить… И даже думать, потому что рождаются мысли, которыми хочется поделиться. А это тоже опасно.
Но опускается блокадный вечер, и хоть он и нервный, опасливый, но тянет поговорить.