На площадке курорта девчонки водили хоровод, противно пища тонкими голосами:
В летнем садочке есть много цветов,
Я насбираю их разных сортов.
Розы, фиалки и лилии там есть,
Можно для Леночки веночек сплесть.
Роман сидел на скамейке, болтал ногами, подпевал.
Хотелось Роману тайну сохранить, да одному страшно было идти с большими. Вот если бы взять из ребят кого. Женьку? Разболтает сразу. Сереге сказать? Да нет его. Тут он увидел Ваську Трифонова. Васька бежал с камнем за кошкой. Роман сразу решил посвятить его в тайну. Васька — шкет отчаянный. Мать у Васьки умерла, отец — городовой, все больше на службе в участке, а когда дома, то лупит Ваську здорово. Васька обтерпелся. Дерется почем зря и всегда в синяках ходит.
Роман позвал Ваську. Тот подошел, прихрамывая и ворча.
— Эва, как колено расквасил… Тебе что? — спросил он.
Роман торопливо рассказал. Васька сразу оживился.
— Шайка?.. А не врешь? — спросил он, потирая колено. — И «Циламандра» называется? И драться будут?
— Еще как, — усмехнулся Роман. — Так расщелкают канавских!..
Васька в восторге закружился на месте и засмеялся, показывая гнилые зубы.
— Хряем, Романка…
Первыми пришли Андреяшка, Зубастик, прозванный так за большие лошадиные зубы, и Капешка, старший сын Гультяева.
Пока ребята смотрели на атамана, голубоглазого Андреяшку, подошли и остальные члены шайки. Пришел толстый парень по прозвищу Пуд, Колька, еще какие-то три незнакомых парня и два мастеровых из кузницы — Андрюха и Наркис.
Шайка собралась. Некоторое время парни совещались, потом пошли к Обводному. Роман с Васькой незаметно последовали за ними.
Вечерело. Легкие весенние сумерки туманом опустились на город. Обводный гудел гармошками и многоголосым гулом. У казенок хлопали пробки, хрипел пьяный смех.
В парке саламандровцы разошлись по дорожкам, смешались с толпой гуляющих.
На минуту Роман потерял из виду парней. Потом заметил прогуливающихся Кольку и Пуда, стал следить за ними. Роману казалось, что уже весь сад заметил приход саламандровцев и, насторожившись, следит за ними.
Видеть начало драки ребятам не удалось.
Ходили, скучали. Васька уже начал ворчать. И вдруг раздался свист. Гуляющие сразу засуетились. Со стороны Обводного донесся крик, его перебил новый свист. Дорожки быстро пустели.
— Начинается, — сдерживая дрожь, прошептал Васька.
Выскочив на полянку, ребята остановились и прислушались. В парке стало тихо, как перед грозой, только в саду духовой оркестр играл тягучий вальс.
Где-то недалеко несколько голосов гаркнули:
— Крой!
Васька побледнел, тревожно огляделся.
— Начинается! — прошептал он и, нагнувшись, схватил камень.
— Зачем? — спросил Роман.
— Драться.
Роману было страшно и весело. Он тоже поднял несколько камней.
Со стороны парка, то затихая, то усиливаясь, доносился многоголосый рев. Ребята побежали туда. За деревьями замелькали косоворотки. Косоворотки бежали в глубь парка к мосту.
— Наша берет! — крикнул Васька.
— Крой! Бей! — гремело в парке. Теперь было слышно, как по стволам деревьев щелкали камни.
Вдруг на минуту все стихло, словно противники готовились к решительной схватке, потом сразу оглушительный рев обрушился откуда-то слева.
— Ур-ра-а!
— Кажись, обошли, — прислушавшись, сказал Васька.
Мимо ребят, прижавшихся к забору, промчались Капешка, Зубастик и Пуд. За ними бежал парень с лицом, залитым кровью. Зажав голову, он не переставая орал:
— Лови! Убили!
Крики уходили к Обводному. Васька поглядел влево, вправо, потом положил камень в карман и тихо сказал:
— Улепетывай, пока не нащелкали.
Теперь они бежали вместе с наступавшими канавскими ребятами и, только выскочив на дорогу, заметили, что попали в самый центр свалки. Впереди, за трамвайной остановкой, виднелась цепь саламандровцев, сзади выбегали из парка канавские.