И в этот самый момент из дворов, с той стороны, куда умчались волговские ребята, отчетливо раздался выстрел.
— Ни фига себе! — прокомментировал парень со здоровенным черным терьером. — Они уже стреляют.
— Кто они? — автоматически спросил Тимофей.
— Менты, — ответил парень. — Они же за этими уродами побежали. Вы разве не видели?
— Нет, — сказал Тимофей.
— А думаете, поймают? — спросила Маринка.
Она уже стояла рядом, нервно вцепившись в голую руку Редькина.
— Думаю, да, — ответил парень со знанием дела.
Черный терьер смотрел на чету Редькиных из-под косматых бровей и явно соглашался с хозяином.
Тимофей не знал, о чем говорить дальше. Он даже не знал, что вообще надлежит делать в подобной ситуации. Просто затравленно озирался по сторонам и ждал.
— Это ваша машина? — участливо спросил парень в очках.
Вопрос был дурацкий. После того, как Редькин у него на глазах отключал сигнализацию и открывал дверцу собственным ключом, можно было спросить о чем-нибудь поумнее. Но на иронию не осталось сил, и Тимофей просто ответил:
— Да.
А Маринка добавила зачем-то, словно хвастаясь:
— И не только «Нива», но и «Москвич».
— Сильно, — оценил парень и полюбопытствовал: — А «фольксваген»?
Вот тут уже чувство юмора возобладало в Редькине над бесполезным унынием и он сообщил с предельной серьезностью:
— Ага. И «Волга» тоже наша.
Парень открыл было рот, но потом коротко хохотнул и отвязался.
«Сколько же это все будет стоить? — неотвязно крутилось теперь в голове у Тимофея. — Сколько деньжищ уйдет!»
Собственно, это было единственной нормальной мыслью, посетившей его голову после страшного удара в ночи. В первые секунды мыслей вообще не возникало — одно отчаяние да иррациональный страх. Ситуация складывалась слишком уж непривычная, а к тому же события продолжали развиваться бурно и совершенно непредсказуемо.
Ни Тимофей, ни Маринка ещё не придумали, идти ли им сразу в милицию, стоять здесь и караулить свою собственность, или же, наконец, вернуться домой, чтобы переодеться, а машину доверить этому любопытному и вроде вполне симпатичному соседу с черным терьером. Маринка ведь тоже выскочила в чем была — в этакой трикотажной майке до колен, спасибо, хоть темной, а вообще, скорее уж это ночная рубашка, чем летнее платьице. И кроме всего, не терпелось позвонить кому-нибудь из опытных друзей. Тимофею в таком вопросе Маринка довериться не могла, да и сам он себе доверял слабо. Однако супруги ещё даже не успели обменяться сколько-нибудь значащими репликами, когда из глубины двора, тяжело дыша и громко матерясь, выдвинулась целая процессия. Шестеро милиционеров (они бы ещё целый взвод на подобную операцию бросили!) вели троих нарушителей. Странно! Убегали-то вроде четверо, выходит, один слинял.
Все трое задержанных были мальчишками лет по семнадцать-двадцать, не слишком трезвыми и весьма дебильного вида. Четверо блюстителей порядка, те, что в форме, выглядели, вообще говоря, под стать ведомым хулиганам. Или уж это Редькин, злой на весь свет, смотрел и на милицию недоброжелательным взглядом. Только один оперативник, одетый в штатское, производил приятное впечатление культурного человека. А другой, с расстегнутой кобурою на поясе обычных летних брюк, был вообще персонаж колоритный. Молодой брюнет с длинными кудрявыми волосами, мордастый, розовощекий, огромное пузо, на котором буквально расползалась рубашка, и небрежно закатанные рукава. Все это ещё с грехом пополам могло соответствовать облику киношного частного детектива откуда-нибудь из Марселя или Гетеборга, но уж никак не вязалось с представлением о внешности сотрудника советской, то бишь российской милиции.
Задержанных провели мимо разбитых машин, торжественно, словно пленных немцев.