– Может, она сама скажет тебе об этом.
– Ну, и кто на самом деле провокатор?
К полуночи муж профессора Маргарин и мэтр Люссак, французский адвокат, откровенно зевали, несмотря на самые соблазнительные движения девушки, исполнявшей танец живота. Только кинопродюсер, синьор Альдо Сгрои, с интересом наблюдал ее завораживающие телодвижения. Его блестящие глаза выдавали пристрастие к женскому полу. После одиннадцати Берт дважды пытался уговорить Хефте позвонить по телефону. Один из его помощников все время сидел у телефона, ожидая звонка, однако Мамуд и Мерак не звонили и не появлялись.
Хефте притворялся, что ему это безразлично. Но Берт знал, почему он это делает: проявить беспокойство перед спонсорами – все равно, что потерять лицо. Берт не был так сдержан, потому и не слишком старался скрыть от Хефте свое беспокойство.
– Так всегда бывает с неопытными бойцами, – шепнул он Хефте, когда доктор Хаккад отвлекся.
– Товарищ, – улыбнулся Хефте, – ты начинаешь причитать, как старуха. Опытный командир должен уметь ждать.
– Не читай мне нотации.
Берт, чуть не потеряв контроль над собой, заставил себя рассмеяться, хотя это вышло не слишком натурально, он пошутил:
– Ты прав, брат. Ожидание – искусство: чтобы его освоить, нужно долго тренироваться.
Журналист Мак-Налти уснул сразу после того, как они приехали, и спал до сих пор, то есть уже больше часа, в своем кресле, убаюканный гипнотизирующей музыкой и, вероятно, неумеренной дозой ракии.
После ужина Берт стоял на улице и смотрел, как Хефте помогал рассаживать гостей в два лимузина, потом сказал:
– Я приеду позже.
Когда лимузины тронулись, он вернулся в ресторан и вызвал такси. На нем добрался до Сент-Джонс-Вуда. Там сел за руль темно-серого «фиата-фиорино» и на предельной скорости помчался по пустому шоссе. Через полчаса он был в Амершэме. Там, всматриваясь в редких прохожих и стоящих парней, он медленно проехал мимо станции, где проходили поезда подземки линий «Метрополитен» и «Бритиш-Рэйл». Но ни Мерака, ни Мамуда не обнаружил.
Оказавшись в сельской местности, Берт проехал одну-две мили, проскочил темную главную улицу Литтл-Миссендена. Оба паба были закрыты, на окна и двери спущены решетки. Во всех тюдоровских домишках по пути к старинной церкви не было ни огонька. Он выключил фары и заглушил мотор. На нейтральной передаче машина покатилась дальше. Не было слышно ни звука.
Тишина успокаивала. Вдали вдруг раздалось «пр-ру». В это позднее время все машины по отпугиванию ворон молчали. На шоссе в нескольких милях от деревни тяжелый грузовик или автопоезд слегка пофыркивал двигателем.
Берт беспокойно вздохнул.
Низко над землей клубился легкий туман. Он подумал, что неподалеку есть река, названия которой он не знал. Фургон остановился в десяти ярдах от последнего дома, где этим утром Берт оставил двух парней.
Луны на небе не было видно. Но на востоке облака слегка серебрились. На западе сияло светло-розовое зарево ночного Лондона.
Пр-ру... Пп-пру...
Берт ступал очень осторожно, стараясь не задеть гравий в траве. Он бесшумно переходил от окна к окну и пытался заглянуть внутрь. Берт почувствовал, как часто забилось его сердце. Хефте сказал бы, что он ведет себя как старая баба – ведь было ясно, что в коттедже никого нет. Наверняка эти тупицы давным-давно закончили свои дела и преспокойно вернулись в город.
Все вокруг было спокойно.
Берт тихо вставил ключ в замок боковой двери, бесшумно отпер его и шагнул внутрь. Прислушался. Тишина. Сделал еще шаг. В голове мелькнуло: к чему эти предосторожности?
Деревня спала.
Вдруг что-то щелкнуло. Затвор.
Раздался выстрел из автомата с глушителем – характерный кашляющий звук. Пули просвистели где-то близко. Фри. Фри.