Он влился в поток транспорта, движущегося по Гросвенер-сквер мимо канцелярии, выехал на Брук-стрит и покатил на восток в сторону Нью-Бонд-стрит.
Перед тем как добраться до нее, он пересек Саут-Молтон-стрит, свернул налево в узкий, окруженный стенами пятачок, называемый «Двор оленьей ляжки», и выключил мотор.
Несколько секунд Шамун ждал на пустынной площадке. Во дворик с Бленхейм-стрит вошла толстуха с оранжевыми волосами. Она остановилась, попыхивая сигаретой, пока две женщины помоложе, чему-то засмеявшиеся, не ушли с площадки. Тогда толстуха бросила сигарету, откинула переднее сиденье «фиесты» и забралась назад.
Бриктон, только что сидевшая в машине Шамуна, внезапно исчезла, словно испарилась. Несмотря на ее габариты, ей удалось свернуться на полу машины и натянуть на себя какое-то темное одеяло.
Шамун завел мотор.
– В пять тридцать будем на месте, – сказал он в пустоту.
– Sei gesund [37] , – ответил голос из пустоты.
– Ты сбросила вес, а? – спросил Шамун, выезжая со двора и продолжая движение к Бонд-стрит. – Тебя там сзади вообще не видно.
– Самый подходящий момент для сарказма, – возразил голос.
– Еду на юг по Бонд. Возвращаюсь к площади по Гросвенор, как мы и планировали.
– Слушай, избавь меня от отчета. – Она словно задыхалась.
– Ты дышишь там нормально?
– Веди, чудило.
– О'кей, я на углу Одли, поворачиваю налево. А вот и она, моя арабская красавица.
– Не потеряй голову, Морис. Если тебя и ждет девчонка, не думай, что ты уж такой подарок для женщин.
– Нет? А что же это значит?
– Это значит, что девчонка беспробудно тупа.
Шамун усмехнулся, останавливаясь и открывая левую дверцу.
– Прыгай, беби.
Нэнси Ли Миллер оглянулась, перед тем как сесть в машину.
– Если мой друг увидел бы... – начала она сразу.
– Он тут же зашил бы тебе письку, клитор и все остальное.
Девица захихикала.
– Морис, ну ты просто невозможный.
Маленькая машина быстро неслась на юг параллельно кромке Гайд-парка, но на расстоянии нескольких кварталов от него. Когда они добрались до Хертфорд-стрит, Шамун повернул направо, потом налево на Парк-Лэйн. Несмотря на час пик и запруженные автомашинами, грузовиками и автобусами дороги, он рассчитывал за полчаса добраться до конспиративной квартиры Бриктон под номером 3.
– Где нам надо быть к восьми? – спросил он.
– Белгравия.
– А где в Белгравии?
– Он мне язык вырвет, Морис, клянусь.
– А как же я тебя туда вовремя доставлю?
– Ты меня посадишь в кеб без четверти восемь.
– Ну, ты все рассчитала, а?
Она снова захихикала. В шуме транспорта никто из них не услышал слабого звука жидкости, смачивающей платок. Но через секунду по салону распространился характерный запах. Губы Нэнси раскрылись, чтобы сказать что-то, но к ее носу и рту тут же прижался платок. Он был обжигающе-холодным. Больше она ничего не чувствовала.
– Открой окно, Мойше, – сказала рыжеволосая, убирая в пакет платок, пропитанный пентоталом, – иначе мы все трое отправимся в лучший мир.
Глава 11
По будням в Лондоне каждый вечер бывают тысячи вечеринок и приемов, большей частью с выпивкой, едой, а возможно, и с картами. На более современных порой показывают видеофильмы или продают дамам нижнее белье, возбуждающее мужчин, и кое-что еще. Но два сегодняшних приема непосредственно касались жизни Неда Френча.
Первый проходил в роскошном особняке номер 12, построенном в стиле «арт деко». Сюда этим утром прибыл доктор Хаккад. Роль, которую он играл, была не ясна: хозяин, муха на стене, почетный гость. Сочетание личин было для него естественным.
Хозяином он был щедрым, внимательным и хорошо владел искусством гостеприимства. Он был слишком хорош для западного человека. Ведь от хозяина в западной стране всегда ждут чего-то особенного: то ли забудет фамилию гостя, то ли вдруг окажется, что у него лед кончился.