– Мо Шамун никогда не опаздывает, но и никогда не приезжает раньше. Кстати, что ты нашел в нем?
– Он первоклассный умный офицер.
Снова нахмурившись, Нед уставился на пустой стул, как будто обдумывал самое важное решение в своей жизни. Наконец он взял еще один крохотный кусочек бекона и начал медленно покусывать его, как белка покусывает орех. Это избавляло от разговора.
– Нед.
– Гм.
– Шамун упомянул что-то вчера о повышенной готовности. Я полагаю, это официальная форма ответа: «У меня нет времени помогать жене, когда к ней ворвались коммуняки-провокаторы». У меня была для тебя видеопленка: она так и валялась бы дома, если бы я не приказала Шамуну забрать ее. Это ты называешь «повышенной готовностью»? А что прикажешь мне делать с провокаторами в следующий раз? Или тебя не касается, что твоя жена при удобном случае может оказаться жертвой? Но ведь это не безразлично твоей жене. Следующий ублюдок, который попытается залезть, получит пулю 38-го калибра прямо через щель для почты. Это заставит тебя быть осторожнее, Нед?
Он продолжал жевать свой бекон, пока тот не исчез. Потом криво улыбнулся.
– Успокойся, Берн. Я жалею о вчерашнем. Но я же извинился вечером.
– Ничего не объяснив.
Он вздохнул и чуть было снова не взглянул на часы, но вовремя удержался.
– Полагаю... – сказал он безразличным тоном, – словами об уничтожении коммуняк, ломящихся в дом, ты доказала, что должна все узнать. Поэтому, чтобы ты не стреляла, я все тебе объясню.
Он рассказал об ожидаемом у Пандоры Фулмер приеме, не углубляясь в детали, касающиеся мер безопасности. Лаверн начала вилкой вырезать из блинов узоры, но ничего не ела.
– Мы на прием приглашены?
– Конечно. Но, боюсь, что не смогу тебя за руку держать. Придется тебе обходиться без меня.
– Это что-то меняет?
– В каком смысле?
– Меняет что-нибудь то, что я буду без тебя? – Она оттолкнула тарелку. – Когда ты хотел рассказать мне о приеме? Вчера вечером?
– Вот я и рассказал тебе это. – Нед щелкнул пальцами, обнаружив тем самым недовольство. – Ты уж как-нибудь постарайся отделить свою личную обиду от нависшей беды.
Она кивнула в знак согласия.
– Жены умеют это делать, особенно брошенные. И более всего те, кого оставили, словно и не оставив. Жить дома, спать в одной постели и при этом не быть вместе! – закончила она, переходя на крик.
– Отлично. – Он взглянул на часы, на этот раз открыто. – Я подожду Шамуна на улице. Он человек молодой, впечатлительный, холостой. Не стоит портить его представление о счастье в браке.
– А я?
– Извини, не понял?
Лаверн почувствовала, как стеснилось ее дыхание. Она не собиралась затевать этот разговор. Он был не в ее стиле и напоминал нытье. Единственная дочь генерала Криковского никогда не ныла – это удел слабых.
– Мои фантазии о счастье в браке. – Услышала она свой голос будто со стороны. – Ты хоть имеешь представление о том, что я?.. – Она остановилась вовремя.
Это не касалось Неда – он не скрывал, что его не интересует вопрос, почему у них нет больше детей. Грех, конечно, но тогда ей казалось правильным не плодить кучу детей. Она уже не ходила в церковь по воскресеньям, а на последнем причастии была больше года назад. Но до сих пор помнила слова священника после ее признания в том, что ей перевязали трубы. Многие годы они звучали в ее душе, пока она не поняла, что этот ответ – полное дерьмо. Она решила, что священник, не раз слыхавший о таком прегрешении, имел наготове подходящий ответ. «На твоей душе тяжкое бремя, – сказал он, – но ты несешь его во имя Того, кто прощает. Оставь это Богу, а сама постись».
– И каждый год после этого... – вырвалось у Лаверн.
Нед удивленно взглянул на нее.
– Извини?
– Нед, ты стал такой, как они все.