– Ее очаровательная головка вмещает сразу так много!
– Была бы отличной женой дипломата, – ответил Харгрейвс, ввинчиваясь в толпу и проталкиваясь к бару.
– А ваш братец преследует нас.
– Вот черт! Я думаю, он хочет поговорить с вами.
– А мне кажется, с вами.
– Он не мой брат. – Харгрейвс негромко рыгнул, деликатно прикрыв рот рукой. – Господи! Нет, он не мой брат. – Он резко остановился и повернулся с овечьей покорностью, когда похожий на него мужчина догнал их.
– А, это ты?
– Товарищ журналист, – обратился к нему Глеб Пономаренко, представьте меня вашему другу.
* * *
– Дорогая, тогда увидимся в воскресенье? – спросила Джилиан Лэм у невысокой и немного полноватой женщины с короткой стрижкой и большой челкой над очками в толстой оправе того же темно-коричневого цвета, что и волосы. В ее лице было что-то обезьянье. Она была привлекательна, но как-то по-мальчишески или скорее по-клоунски – с тем шутливым выражением лица, которое заставляло предполагать, что она и никогда не бывает серьезной.
– Надеюсь, дорогуша, – отвечала женщина. – А разве есть такие, кто не собирается быть на приеме Четвертого июля?
– Мне кажется, что Биб устроил что-то вроде репетиции, – пошутила Джилиан. – Тина, могу я предложить тебе выпить?
Женщина с челкой очень решительно затрясла головой:
– Я не могу тебя беспокоить, дорогая.
– Возле бара, э... чичероне, – призналась Джилиан. – Он мог бы принести тебе бокал.
– Шампанское, мадам? – спросил официант.
Джилиан заметила, что он уже некоторое время крутился поблизости. Это был пухлый молодой человек с выпученными глазами. Он был одет иначе, чем другие люди с подносами – в очень коротких смокингах и черных галстуках, на нем же был пиджак, белый галстук, светло-серые брюки и голубой цветок в петлице.
Официант слегка поклонился, протягивая им поднос. На нездоровом, землистого цвета лице выделялись неаккуратные усы; жесткие темные волосы были всклокочены.
– Будем мы иметь удовольствие обслуживать вас, мадам, в воскресенье? – спросил он.
Джилиан прислушалась к акценту. Не английский и не американский.
– О, это ваша фирма обслуживает посольский прием?
– Да, мадам. – Взгляд его выпуклых глаз обратился к Тине. – Вы, мадам, что-то будете?
– Удивительно, – ответила та, беря бокал с подноса. – То есть то, что та же фирма будет нас обслуживать. А как вас зовут? – Официант выглядел смущенным. – Я имею в виду название вашей фирмы, – поправилась Тина.
– «Ходгкинс и дочь», мадам, – коротко ответил он. – Всегда к вашим услугам.
Европеец, решила Джилиан, но много работал в Америке.
– Приятно знать, что прием за приемом тебя будет обслуживать свой официант.
– О, нет, мадам, я не официант. – Его выпученные глаза расширились, а жесткие волосы как будто встали дыбом. – Я их начальник.
– Поэтому и цветок в петлице? – кивнула Тина.
– Извините, мне пора. Большое спасибо, – прервал он разговор и отошел с пустым подносом.
– Ты думаешь, это правда, – задумчиво спросила Джилиан, что все эти большие приемы обслуживаются «Как-его-там и дочерью»? Ты должна знать, Тина.
– Я слышала об этой фирме, – ответила та.
– Да, но если так, встречала ли ты этого парня раньше?
– Кого? Этого пухлого? Никогда.
– И я тоже нет.
Тина драматически вздохнула.
– Как корабли, которые разминулись в ночи, – прошептала она.
* * *
С того момента, как их представили друг другу, Ройс Коннел искал вежливый предлог, чтобы покинуть Пономаренко. Он сослался на то, что он должен принести своей даме бокал, но официант с цветком в петлице помешал ему воспользоваться этим предлогом.
Дело не в том, что Коннел вообще был против общения с русскими. За годы его дипломатической службы он неоднократно имел с ними дело.