И посему, пользовавшийся правом прямого выхода на шефа.
– Фёдор Кузьмич, нужен ваш совет!
Погодин редко злоупотреблял вниманием Астанина – и даже на ежедневных оперативках предпочитал больше отмалчиваться, чем говорить. Но уж если Погодин решался побеспокоить генерала – значит, дело того стоило.
– Заходи, Иваныч, – согласился Астанин, и, щёлкнув кнопкой, наклонился к селектору: – Танечка, два кофе мне!
– Хорошо, Фёдор Кузьмич! – тут же откликнулась вышколенная секретарша.
Когда Погодин вошёл к шефу, на маленьком столике в дальнем углу кабинета уже дымились две чашки с ароматным напитком. Астанин кивнул полковнику на свободное кресло:
– Что стряслось, Иваныч? Никак БОНБУ кто-то хочет под Мавзолей заложить?
Это была его давняя шутка, которой он всегда встречал Погодина. Тот, осторожно держа чашку в руках, также дежурно отшутился:
– Да нет, Фёдор Кузьмич, всего-навсего подкоп к Оружейной палате обнаружили.
Астанин коротко хохотнул. Погодин ему нравился. За откровенно НЕ СУЧЬЮ натуру и полнейшую ВЕРНОСТЬ ДЕЛУ. За что, собственно, и жаловал полковника. Хотя и не явно. Ещё не хватало, чтобы среди замов ревность завелась и они бы принялись потихоньку гадить Погодину. С них станется. Народ в службе подобрался такой – не терпит любимчиков. С одной стороны – вроде бы и неплохо, а вот с другой – это ещё как поглядеть…
Полковник помолчал немного, потом тихо доложил:
– Вчера вечером в канцелярию пришло письмо на имя ПЕРВОГО. Из соседней области. С пометкой «ЛИЧНО.»
Астанин хмыкнул:
– Да их, почитай, тысячи приходит чуть ли не каждый день! Чего это ты им заинтересовался, Иваныч? Пусть «Веня-Железобетон» эпистолами ведает, это его хлеб. Не обижай «завхоза». Тем более, что сидеть ему осталось всего да ничего, – он наклонился к уху Погодина и доверительно шепнул: – Скажу тебе по секрету, старина, грядут скоро изменения! Для нашего голубка уже и место новое подготовлено – шишка теперь будет огромная, генсек СНГ!
Он издевательски хохотнул.
Погодин исподлобья глянул на шефа:
– А он им и занимается, Фёдор Кузьмич! Лично. С сегодняшнего уже утра. После того как познакомился с текстом этого письма.
Поставив чашку с недопитым кофе обратно на стол, Погодин вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую ксерокопию и протянул Астанину. Тот с любопытством пробежал послание глазами, автоматически фиксируя его особенности.
Писала женщина. Судя по всему – в возрасте от 30 до сорока лет. Почерк – почти каллиграфический, хотя и местами неровный. Видимо, волновалась. Тон послания – очень сдержанный и вежливый, автор на «сумасшедшего» смахивает мало. Поздравляет с избранием, желает удачи, здоровья и благополучия…
Астанин недоумённо поднял глаза на Погодина:
– Иваныч, и ради этой чепухи ты оторвал меня от дел?
– Вы конец прочитайте, – посоветовал полковник, и Астанин снова уткнулся носом в письмо. Так, подпись – Алиса Сергеевна Терентьева. И ниже постскриптум. «Евгений Евгеньевич, я понимаю, для Вас тот венский эпизод пятнадцатилетней давности уже, наверное, ничего не значит. Да и наша почти двухлетняя переписка – тоже. Но если когда-нибудь будете в Светлогорске, то, может быть, выкроете хоть несколько минут, чтобы посетить нашу школу? У нас такие замечательные ребята! Всего вам хорошего на вашем новом посту».
– Бред какой-то! – фыркнул Астанин, бросая письмо на край столика. – Мало ли у нас психов…
– Терентьева – не псих, – покачал головой Погодин, – Я навёл справки через Минздрав – она не состоит ни на одном учёте. Да и вряд ли бы сумасшедшую поставили руководить классом в средней школе. Кстати, по данным облоно, Терентьева – талантливый и прекрасный педагог.
Астанин нахмурился.