По версии «Чертовой дюжины» выходило, что Петрищева кончили лианозовские книголюбы, с которыми «Клязьма» вместо баксов пыталась расплатиться тремя кумулятивными снарядами. Версия была красивая, даже убедительная, но я-то знал, что все это чепуха. Пуля в голову — это, извините, не лианозовский стиль: те бы, скорее, разворотили петрищевскую машину из базуки. Но тогда кто же рискнул? И как аккуратно…
На экране возник общий план, и я присвистнул. Оказывается, машина с мертвым Федором была найдена в моем районе! Почти на подъезде к моему дому, буквально в сотне метров от зеленых насаждений, откуда я только позавчера выслеживал пятнистых охотников на меня. Неужто постарались эти ангелы-хранители в камуфляже? Но почему!? Приняли Петрищева за меня? Или хозяин «Клязьмы» просто намозолил им глаза и они решили кокнуть надоедливого типчика с гранатометом?… Ничего не понимаю.
Птичка осторожно кашлянула, я искоса взглянул на нее, потом снова на экран.
— Это был тот самый, который позавчера гнался за тобой на «тойоте»? — деликатным шепотом поинтересовалась Жанна Сергеевна.
Я кивнул, подумав про себя, что становлюсь чрезмерно болтлив: прямо как покойный Кремер. Телекамера снова приблизилась прямо к петрищевскому лицу, точнее, к самой-самой красной вмятине на лбу. Я невольно отвел глаза.
— Тогда это хорошие новости, — задумчиво сообщила в пространство птичка. — Больше он не будет тебя обижать…
— В принципе, да, — пробормотал я. — Хотя такая новость для меня несколько неожиданна…
— Новости и обязаны быть неожиданностью, — продолжила свою мысль Жанна Сергеевна. — Хорошие — приятной, плохие — наоборот. Лично я выбираю приятную. Разве не так?
Я пожал плечами. Спорить тут было не о чем, хотя я не мог отделаться от тягостного чувства. Словно какая-то грозная сила, типа Фатума, вдруг вздумала заслонить меня своим богатырским плечом. Я не имел ничего против Фатума и тем более его подружки Фортуны. Но я предпочитал организовывать свою судьбу самостоятельно, надеясь не столько на везение и на вдруг, сколько на собственные силы. Птичка рассуждала чисто по-женски; мне же, как мужчине и как сыщику, не следовало быть фаталистом. Если я стану планировать счастливые случаи, то пиши пропало. Хочешь уповать во всем на промысел Божий — лучше сразу меняй профессию, пока жив. Как говорил мой бывший начальник: хороший сыскарь не станет заниматься богоискательством…
— …А теперь светская хроника, — радостно объявил с экрана комментатор. Пошли сюжеты из жизни кинозвезд, эстрадных певиц и депутатов. Какой-то шустрый старикашка с портновским метром в руках поведал корреспонденту, что-де народный избранник господин Коломиец сменил весь гардероб. То ему нравились галстуки в горошек, то разонравились. Вот и вся наша Дума такова, — хихикнул за кадром ведущий. — Сроду не знает чего хочет…
Напоследок в кадре возник квадратный подбородок Генерального прокурора господина Саблина. Выяснилось, что ни на какое вечернее заседание Думы он идти не собирается, поскольку приглашен на презентацию новой книги известного писателя Черника. А какие книги писателя Черника вы читали? — спросил Генерального невидимый корреспондент. Прокурор Саблин свирепо задвигал подбородком. Видно, что в последние дни корреспонденты его просто достали. Многое читал, — сердито ответил господин Саблин, пытаясь выскользнуть из кадра. Ну, а все-таки? — не отставал упрямый репортер. «Курочку Рябу», — злобно сказал Генеральный, и я увидел, как покраснело его лицо. — «Войну и мир», «Преступление и наказание»… Еще перечислять?
— Бедненький… — жалостливым тоном произнесла птичка.
— Это вы о ком, Жанна Сергеевна? — полюбопытствовал я.
— Да о Генеральном о нашем, — вздохнула птичка.