Это значит, подхватил Кошкин, что ты успела все-таки процитировать пару строк, прежде чем вырубиться от усталости и переживаний. И я уже знаю, чей талант будет направлять тебя, и (он многозначительно подмигнул, явно намекая на царевен, с которыми сам и познакомил Валентину) всех остальных в новом путешествии. Или ты вы больше не хотите никуда? И кстати, откуда вы принесли эту безделицу?
Николаич оторвал пальцы от клавиатуры ноутбука, и вытянул из кармана пижамной бархатной пары бордового цвета пайцзу Потрясателя Вселенной.
Когда-то ее вот так же крутил в своих руках Чингизхан, вполне будничным тоном сообщила Валентина.
Да ну! Кошкин одним прыжком оказался на кровати, рядом с супругой, рассказывай!
Валентина Степановна, а вместе с ней и пятерка подруг предпочла бы, конечно, чтобы именно Николаич первым начал рассказывать; о строках, которые пока только покалывали в груди, не жгли ее в нетерпении. Но любимый муж нагнулся, доставая с пола кувшин с волшебной мальвазией, заискрившейся вишневым наливом под люстрой; наполнил два бокала, один из которых тут же оказался в руках Валентины, и ей не оставалось ничего, кроме как отхлебнуть сладкого вина, и начать рассказ.
Без меня собираясь в застолье хмельном,
Продолжайте блистать красотой и умом.
Когда чашу наполнит вином виночерпий
Помяните ушедших чистым вином!4
Виночерпий-Кошкин сбился со счета, наполняя бокалы. А женщины блистали умом, а прежде того красотой, поминая тех, кого так скоропостижно покинули из дворцовой мыльни хана Хубилая. Кошкин лишь глубоко кивнул; он явно завидовал своей драгоценной половине. Недаром Николаич однажды в момент очень тесной близости признался, что отдал бы половину всех сбережений, лишь бы оказаться в неведомом прошлом но только вместе с Валентиной. Именно это вспомнили красавицы, насладившись последним глотком из четвертого (а может, и пятого бокала). Громко икнув, и не извинившись, они ткнули общим пальчиком, украшенным безумно красивым и еще более безумно дорогим маникюром, в грудь Николаича: «Теперь ты!».
И Виктор Николаевич начал рассказывать удивительную историю жизни обычного мальчика из древнего иранского города Нишапур, который своим трудом, благочестием и талантом, дарованным Всевышним, стал всемирно известным математиком, астрономом, философом и поэтом.
Теперь ты цитируешь именно его строки, Валюша. И имя этому великому поэту Омар Хайям!
Я слышала про него, кивнула Валентина.
А о том, что этих рубаи так называются волшебные строки поэта насчитывается больше тысячи, ты тоже слышала?
И я! И я! звонко перебила его Дуньязада, которая от нетерпения принялась приплясывать внутри Кошкиной, по-прежнему сидевшей на кровати, и я знаю такого поэта! А это значит, мои драгоценные, что совсем скоро мы попадем
Ничего это не значит! прервала ее рассудительная Пенелопа, мало ли куда забрасывала судьба этого Хайяма?! Вон, Петрарка земляк Дездемоны дальше Франции не путешествовал, а его сонеты забросили нас в Китай. Может, ценитель творчества означенного Омара Хайяма погибает в какой-нибудь полярной экспедиции, и его заледеневшие губы с трудом будут выталкивать в морозный воздух самую любимую рубаи в тот самый момент, когда мы попадем в его тело
Четыре красавицы и Виктор Николаевич с искренним удивлением и немалым уважением выслушали эллинку, набравшуюся за короткое время поистине энциклопедических знаний. Лишь Валентина Степановна безуспешно попыталась постучать по дереву (его в кровати попросту не было); потом изобразила плевок через левое плечо, и выпалила:
Тише ты накаркаешь. Никакого Северного полюса! И Южного тоже! Только благословенный Древний Восток с его теплом, сладостями, базарами и прин цессами!
Она явно предполагала пожелать: «принцами», но пожалела слабенькую нервную систему мужа, и так подвергавшуюся нешуточным испытаниям каждое ее путешествие в неведомое.
Да будет так! хлопнул по мягкой подушке Виктор Николаевич, и Валентина Степановна, кивнув, протянула ему пустой стакан
Праздник в Венеции действительно оказался незабываемым. Кошкины, и их подруги веселились самозабвенно; словно чувствовали придет миг, и они покинут этот удивительный город, чтобы не вернуться сюда больше никогда.
Боюсь, что в этот мир мы вновь не попадем
И там своих друзей за гробом не найдем,
Давайте ж пировать в сей миг, пока мы живы
Быть может, миг пройдет мы все навек уйдем.5
И они пировали, веселились. Несколько разочарованной осталась лишь Дездемона, которая единственная вспомнила о гробах предков. Фамильный особняк ее древнего семейства общими усилиями нашли быстро. Но теперь за красивым старинным фасадом скрывалось множество квартир, в которых жили люди, не имевшие никакого отношения к роду сенатора Брабанцио. Естественно, что все потайные дверцы, и клады (если они тут были) давно нашли новых хозяев. Так что прекрасная венецианка ничуть не возражала, когда общим голосованием было решено перебраться в более южные широты, к теплому морю. Таким, по предложению Дездемоны, стал один из арабских эмиратов.
Какой? спросил все-таки Виктор Николаевич.