Когда он уходил, у него материалу бывало столько, что хватило бы «Уховертке» на месяц. Правда, напечатай он все это, его бы либо застрелили, либо повесили.
— Ужас какой, — сказала вдова Шервин, когда Мэтью вошел со своим узлом. Сказано было голосом мрачным и зловещим, хотя цвет щек вдовы был веселее трехгрошового ярмарочного балагана. — Но вы уже слышали, я думаю?
— Простите, о чем? — только и сумел он спросить.
— Об убийстве, — ответила она. — Новое. На Баррак-стрит, около полуночи, как мне сказали. И знаете, кого убили на сей раз?
— Гм… даже гадать не берусь. Вы уж скажите мне.
Она разочарованно махнула рукой — дескать, так не интересно.
— Эбена Осли, директора приюта. Слушайте, да вы совсем не потрясены? Странно, разве вы не говорили, что вы в этом ужасном заведении выросли?
— Оно не было таким ужасным… — он чуть не сказал: «Пока там не появился Осли», но вовремя прикусил язык, — …когда я там был. Конечно, мне очень жаль, что Осли убили. Сегодня я вам принес четыре рубашки и три пары панталон.
Рубашки, которую ему запачкал кровью Филипп Кови, здесь не было — она уже годилась только на тряпки.
— А та рубашка, что на вас сейчас? Смотрите, какое противное пятно прямо спереди.
Это ему пьяный Джоплин Поллард удружил. Добравшись до дома, Мэтью сразу замыл пятно, но было поздно. Вообще-то повезло: в «Терновом кусте» такой эль, что мог и дыру прожечь.
— Последняя моя рубашка, — ответил Мэтью. — Придется так обойтись.
— Выпивкой залили? — прищурилась она. — Погуляли вчера вечером?
— Да — на оба вопроса.
— Я чую табачный дым. Ох уж эти мне привычки джентльменов! Вы, мужчины, вечно пачкаете, а мы, женщины, убираем. Ладно, будут готовы к понедельнику. Если не успею — ко вторнику. Да, кстати! — Она поманила его поближе. — Вы моего Мармадьюка не видали последнее время?
— Мистера Григсби? Видал.
«Мой» Мармадьюк? Похоже, эти двое не только интересненьким обмениваются.
— Так вот, если его снова увидите, передайте ему: мне надежные люди сказали, что одна дама из общества с Голден-хилл заказала себе серебряный сервиз из Амстердама, а когда ее мужу показали счет, его голос заглушил бы любую пушку. Ну, она тоже в долгу не осталась, и началась битва. Их аж на Лонг-Айленде было слышно. Чуть до убийства не дошло, вот что было.
— Кого убивали, жену?
— Да нет, мужа! Кто ж не знает, что в доме заправляет Принцесса… опа, ну как вы у меня это ловко выудили! Мэтью, я этого имени не говорила!
— Принцесса Лиллехорн?
— Нет-нет-нет! Я ничего такого не говорила! Идите, идите, Мэтью, по своим делам. Только не думайте, что на Золотом холме жизнь золотая! Так вы передадите Дьюку, да?
— Обязательно.
Мэтью направился к двери, но иногда от вдовы Шервин вырваться было не проще, чем из лужи смолы.
— Какую это таверну вы вчера исследовали, Мэтью?
Лгать не имело смысла, потому что вдова чуяла ложь за милю и кидалась вслед, как гончая за зайцем.
— Немного времени провел в «Терновом кусте».
— Бог мой! — Вдова сделала большие синие глаза. — Отложили в сторону ваши небесные книги и решили спуститься к нам, приземленным язычникам?
— Я надеюсь, что один вечер и одно пятно не означают выпадения из благодати?
— Да нет, вы могли как раз в нее вляпаться! Так зовут новую шлюху Полли, Грейс Хестер. И работает она в «Терновом кусте».