Французский генерал прекрасно знает о высоком боевом духе русских, не исключает того, что они решатся на прорыв[296], и где-то после одиннадцати вечера направляет к Римскому-Корсакову парламентёра, то есть офицера, уполномоченного вступить в переговоры. Тот предлагает сдать город. Римский-Корсаков ответа не даёт, велит парламентёра задержать и ночью созывает военный совет[297]. Вопрос один: что делать? Большинство присутствующих крайне утомлено и подавлено. Один из наиболее уважаемых командиров, генерал-лейтенант храбрец Фабиан Готлиб (Фабиан Вильгельмович) фон дер О́стен-Са́кен[298] именно он настоял на возвращении русских полков от австрийцев, а затем лично организовал русскую контратаку, не позволившую французам войти в Цюрих, утверждает, что солдаты ещё не потеряли присутствия духа, и предлагает продолжить защиту города в ожидании подхода Суворова. Но он практически в одиночестве, а тут ещё приходит весть о разгроме австрийского корпуса фон Готце и о гибели его самого. А это означает, что в ближайшее время сюда подойдут дополнительные силы французов. И Римский-Корсаков объявляет: с рассветом будем прорываться из окружения. Массена́ в своих предположениях не ошибся.
Выполнение приказа командующего приводит в городе к ещё большему беспорядку. Опять каждый отдаёт приказы по-своему, и толчея превращается просто в какую-то кучу-малу. В шесть часов утра 15 сентября русская армия переходит реку Лиммат и устремляется на север, к горе Цюрихсберг. На наше счастье она защищена слабо, а французские постовые даже спят и гибнут под ударами русских. Вскоре из Цюриха выходит и сам Римский-Корсаков, но противник довольно быстро обнаруживает наш манёвр, и начинается кошмар: на отступающие войска обрушивается вся их огневая мощь. Французская артиллерия с господствующих высот начинает бить по городу прямой наводкой, и в конце концов управление войсками теряется окончательно. Наши солдаты, часами не получающие никаких приказов, сражаются под градом пуль и ядер отчаянно, но противник вскоре врывается в город, и начинается резня. Некоторые наши генералы предлагают сдачу, но Массена́, раздосадованный тем, что ему не дали принять красивую капитуляцию, отвечает отказом и велит им передать, что у них есть пятнадцать минут на то, чтобы покинуть город. А между тем русский арьергард, прикрывающий наше отступление и не ведающий обо всех этих дипломатических экивоках, обречённо бьётся до конца и почти весь погибает. В руки французов попадает практически весь обоз, штабные документы и переписка, шифры, походная церковь, часть казны и множество раненых, в том числе и генерал Остен-Сакен, получивший ранение в голову.
Для удаляющихся всё дальше и дальше от города тринадцати тысяч русских воинов прорыв превращается в сплошной кровавый, неравный бой. Французы набрасываются на них и слева, и справа, буквально наступают на пятки, бьёт артиллерия. Отступающие тремя колоннами остатки нашей армии, отчаянно огрызаются, то и дело бросаются в штыковые контратаки. Но никто не паникует, не бежит, не сдаётся в плен. В конце концов преследование прекращается: французам этот день тоже дался нелегко, они тоже страшно утомлены и решают: хватит. Так стойкость, дисциплина и традиционное героическое самопожертвование русских солдат и офицеров спасают их неудачливого командующего. К вечеру уцелевшие части корпуса Римского-Корсакова во главе с ним самим могут, наконец, вздохнуть с облегчением: неприятель оставил их в покое.
Итог сражения для русской армии однозначен: это разгром. Погибают от 3.000 (по данным Римского-Корсакова[299]) до 6.000 (по французским данным[300]) человек. В плен попадают не менее 5.200 человек[301] (подавляющее большинство раненых), в том числе три генерала (ранены все) и 133 офицера[302]. У французов остаётся 26 русских орудий[303], 9 знамён[304], множество ящиков с боеприпасами, палаток и другого военного имущества. Но самое главное, что успехом наша швейцарская кампания закончиться отныне не может, и Суворову теперь нужно думать о спасении своих сил.
В нашей стране ход Второй битвы при Цюрихе неизвестен почти никому. Может быть, какая-то логика в этом есть: проиграли, что ж теперь вспоминать-то? Но вы прочли её описание, и вам что разве стыдно стало? За Римского-Корсакова да, за некоторых его генералов, пытавшихся сдаться, да, а за подавляющее большинство наших солдат и их командиров, в том числе тех же генералов, нет! Они в который уже раз! продемонстрировали такое мужество и героизм, что сам Массена́ потом отметит, что русские «оказали в этом сражении сопротивление изумительное»[305]. Будучи брошенными рядом своих высоких начальников, они в одиночку бились уже не за победу, а за свою честь, за честь русского оружия, за честь нашей страны. И в плену оказывались в основном вследствие ранения обратили внимание? (Наши солдаты говорили потом, что их победил не неприятель, а собственный генерал[306].)
Что же касается Римского-Корсакова, то главным виновником поражения следует назвать, конечно же, его на то он и главнокомандующий. Пренебрёг разведкой, буквально чуть ли не проспал начало наступления противника, не сориентировался в середине сражения, практически потерял управление боем к вечеру. Но! Со своим численным преимуществом французскому генералу было просто суждено победить (ведь ему противостоял не гений Суворова и вскоре Александр Васильевич это ярко ему покажет), сдаться в плен Римский-Корсаков посчитал позором и пошёл на прорыв, завершившийся в конце концов успехом. Так что был он, конечно, человеком с недостатками, но уж никак не никчёмным. И, кстати говоря, когда недовольный разгромом Павел I направит отчёт Римского-Корсакова на оценку непосредственно Суворову, прославленный фельдмаршал его оправдает![307]