Елена Айзенштейн - Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное стр 5.

В письме к Пастернаку <середины августа> 1927 года Цветаева сопоставляет эпос с полем ржи, желая подчеркнуть творческую свободу поэта, не связанного властью времени: «Вскочить истории на плечи (ты о Рильке), т.о. перебороть, превысить ее. Вскочить эпосу на плечи не скажешь: ВОЙТИ в эпос  как в поле ржи. <> Какое тебе, вечному, дело до века, в котором ты рожден <?>»52 Во время работы над поэмой после стихов о Китае записан сон о Наполеоне и его сыне (см. о нем выше). После текста сна в тетради появляются строки:

Чтением вспять, в черновике поэмы, видимо, названо движение вверх, возвращение к Творцу, образ, близкий бегущим вспять рекам. В контексте сна о Наполеоне и того, что личность Наполеона для Цветаевой открывалась через мемуарную, историческую книгу, можно истолковать эти стихи так: чтение  возвращение в Прошлое (Наполеон); отделение от Земли  чтение от конца к началу. Именно с последней строки, которая приходила к ней первой, Цветаева часто начинала писать стихи. В окончательном тексте поэмы акцент сделан на преодолении преград на пути в Бессмертие: отождествление с Гераклом («Гераклом бьюсь») подчеркивает тяжесть борьбы поэта-пешехода, идущего «словно моря противу». Переход в царство мертвых мучителен, возможен лишь после героических усилий.

Первое отделение от земли («Первый воздух густ») названо «Землеизлучением». В тетради упомянуты в данном контексте определения «Окским» и «Волжским»54. То ли имелось в виду путешествие берегами Оки и Волги, то ли движение по самой реке, с которым Цветаева намеревалась соотнести воздушное путешествие.

На новом этапе вознесения вновь вспоминается близкая потусторонней реальностьсна: «Сню тебя иль снюсь тебе  /  Сушь, вопрос седин /  Лекторских». С одной стороны, сопоставление со сном кажется поэту не совсем точным. Ясно слышна авторская ирония. С другой, упоминание сна в черновике поэмы носит лирический, ревнивый характер: «Сню тебя (иль снюсь тебе / Там счета равны!», «Сню тебя (иль снюсь тебе / Там) не снись другим!», «Сню тебя: ты мне снишься: / Мне <>»55 В Воздухе «счета равны», сновидению подобна воздушная встреча с Гостем, с призраком. Лирическая героиня ощущает «вздох один» с тем, кто ведет ее по облакам: «Мы  а вздох один». Не удушающий вздох чувствует она. Трудность дыхания сравнивается с жизнью реки подо льдом: «еще не взбух / Днепр?»  поскольку далее Цветаева занята творческой темой. С рекой неизменно соотносила себя она, когда хотела сказать о лирическом движении.

Через образ Давида, помазанника Божия, в цикле «Деревья» рисуется древесный мир совершенной Жизни. «Еврея с цитрою / Взрыд» в «Поэме Воздуха»  плач Давида-псалмопевца, обращенный к Богу, избранность жида-поэта на творческое Слово, избранника божьего на жертвенный танец. В тетради А. К. Тарасенкова (ксерокопия в архиве М. И. Белкиной)  помета автора: «Подразумевается: Бог, ибо о чем же думает еврей с цитрою?»56. Танцующий перед ковчегом завета Давид  Поэт, идущий облаками Воздуха, рыдающий: «Почему Бог не слышит моего вздоха?» Преодоление одиночной камеры воздуха знаменует признание Поэта: «Больше не дышу».

Глава четвертая. Сплошное аэро

Следующий, неназванный второй воздух поэмы («Времячко осадное)  мучительное преодоление «оседлости», сопоставляемое со страданиями, пережитыми в дни революции в Москве. Страдания души на пути в высь даются через метафорический образ бесполезного легочного мешка: «Отстрадано / В каменном мешке / Легкого!» Поэт, перемещаясь в незнакомом для себя Мире, сам становится аэропланом, лодкой, бегущей по волнам воздуха. Вариант в черновике: «Но сплошное радио / Сам зачем прибор»57

Глава четвертая. Сплошное аэро

Следующий, неназванный второй воздух поэмы («Времячко осадное)  мучительное преодоление «оседлости», сопоставляемое со страданиями, пережитыми в дни революции в Москве. Страдания души на пути в высь даются через метафорический образ бесполезного легочного мешка: «Отстрадано / В каменном мешке / Легкого!» Поэт, перемещаясь в незнакомом для себя Мире, сам становится аэропланом, лодкой, бегущей по волнам воздуха. Вариант в черновике: «Но сплошное радио / Сам зачем прибор»57

Летчики и поэты  те, кто освоили «курс воздухоплаванья». Летчики на аэропланах, поэты в творческое небо себя поднимают сами!

«Мечта об Авионе»  записала Цветаева, возобновляя работу над поэмой 23го мая 1927 г., «под шум аэропланов»58 в Мёдонской тетради, подаренной мужем. На форзаце тетради  надпись черными чернилами: «От шестнадцатилетнего», сделанная С. Я. Эфроном 5 /18 мая 1927 года в Мёдоне, в день шестнадцатилетия первого свидания с Цветаевой. Рядом  нарисованный им портрет Льва59. Дата встречи, воспринятая обоими как день нового рождения и совместного земного пути, безусловно, соотносится с темой нового бытия и спутничества в «Поэме Воздуха». Эпиграфом поэмы задуман стих: «Никаких земель не открыть вдвоем»60, впоследствии отброшенный. Цветаева пометит дату создания «Поэмы Воздуха»: «Мёдон, 15 мая24 июня 1927 г.  в дни Линдберга». 2122 мая 1927 года американский летчик Карл Линдберг совершил беспосадочный перелет через Атлантический океан из Америки во Францию. Надо сказать, Цветаева вернулась к поэме неделейраньше этого события, руководствуясь внутренними причинами. Ее дата под текстом «в дни Линдберга»  скорее вызов миру техники, чем восхищенное к нему внимание, хотя Линдберг, безусловно, вызывает ее интерес хотя бы потому, что так же одинок, как Поэт. Французские летчики Ненжессер и Колли, пытавшиеся совершить трансатлантический перелет Франции  Америка61, с точки зрения Цветаевой, погибли из-за того, что были вдвоем: парность как обреченность на гибель: «причина гибели тех: парность. Линдберг: образ славы. Уединение (Линдберг) победило Одиночество (Океан). Океан надо брать наедине»62. В тетради момент «мы» с провожатым дается как «восторг парности»63. По-видимому Цветаева тогда полагала, что радость шага в паре с Рильке, гармония парности может быть только мгновенной.