В рассматриваемый период верховная власть сделала несколько распоряжений, касающихся почтового ведомства (20 июня об отсылке «излишних» сумм в Государственный заемный банк; 17 апреля и 15 июня о деньгах за корреспонденцию императорской фамилии; 22 мая о почтовых конторах в прибалтийских губерниях); отметила (именной указ от 21 мая), что главным делом «опекунов и попечителей» малолетних и иных являются уплата долгов и составление соответствующих отчетов; предписала калужскому губернатору (23 апреля) не предавать суду «поврежденных в уме людей» по обвинению в убийстве[43], а также решала некоторые частные вопросы.
Внутриполитические шаги Александра I в марте июне 1801 г. были связаны прежде всего со стремлением освободиться из-под опеки руководителей заговора 12 марта. Борьба по этому вопросу не предавалась особой огласке. Но такие решения, как отставка графа П. А. Палена, становились известны всем. Император стремился отменить непродуманные, нередко приносившие прямой вред решения отца. И часто приходилось возвращаться к установлениям Екатерины II. Еще не имея моральной поддержки друзей, государь пытался приступить к решению крестьянского вопроса и административным преобразованиям. В указах и манифестах этого времени видна линия на гуманизацию внутренней политики, проводилось снятие ряда запретов и ограничений в отношении повседневной жизни населения.
Глава третья
«Негласный комитет»
Собравшийся на свое первое заседание 24 июня 1801 г. в присутствии Александра I так называемый «Негласный комитет» не имел никакого официального статуса. Собственно говоря, это был кружок лиц, уже давно известных государю и близких ему по взглядам. Часто этих людей называли и называют «молодыми друзьями» Александра Павловича, прямо отмечая или намекая на их неопытность. Но все они, как мы уже писали, были старше двадцатитрехлетнего императора. Да и их возраст (Н. Н. Новосильцову 40, графу В. П. Кочубею 33, князю А. Чарторыйскому 31, графу П. А. Строганову 29 лет) по меркам того времени уже предполагал пору мужской зрелости. И неопытными людьми их назвать нельзя: на русской дипломатической службе уже успели побывать Кочубей и Чарторыйский, состоявший в екатерининские времена на военной службе Новосильцов имел чин подполковника, а Строганов в апреле 1801 г. был назначен обер-прокурором Сената. Все они были хорошо образованы и подолгу жили за границей. Понятно, почему большинство екатерининских вельмож отзывалось об александровских друзьях пренебрежительно. Последние отвечали им обвинениями в косности и непонимании современных задач.
Собравшийся на свое первое заседание 24 июня 1801 г. в присутствии Александра I так называемый «Негласный комитет» не имел никакого официального статуса. Собственно говоря, это был кружок лиц, уже давно известных государю и близких ему по взглядам. Часто этих людей называли и называют «молодыми друзьями» Александра Павловича, прямо отмечая или намекая на их неопытность. Но все они, как мы уже писали, были старше двадцатитрехлетнего императора. Да и их возраст (Н. Н. Новосильцову 40, графу В. П. Кочубею 33, князю А. Чарторыйскому 31, графу П. А. Строганову 29 лет) по меркам того времени уже предполагал пору мужской зрелости. И неопытными людьми их назвать нельзя: на русской дипломатической службе уже успели побывать Кочубей и Чарторыйский, состоявший в екатерининские времена на военной службе Новосильцов имел чин подполковника, а Строганов в апреле 1801 г. был назначен обер-прокурором Сената. Все они были хорошо образованы и подолгу жили за границей. Понятно, почему большинство екатерининских вельмож отзывалось об александровских друзьях пренебрежительно. Последние отвечали им обвинениями в косности и непонимании современных задач.
Шестнадцатилетняя на тот момент княжна Р. С. Стурдза (в замужестве графиня Эдлинг) считала, что это люди «без дарований и опытности». Ей вторил Ф. Ф. Вигель (которому в 1801 г. исполнилось пятнадцать лет): В. П. Кочубей умел искусно прятать свои недостатки, и вообще на нем природа отдыхала (Вигель имел в виду большие способности его дяди канцлера А. А. Безбородко), А. Чарторыйский «непримиримый враг России», П. А. Строганов человек «ума самого посредственного», Н. Н. Новосильцов, хотя и «выше умом» названных, но считает, что «великий разврат не мешает быть великим человеком». Конечно, эти современники писали свои мемуары в зрелом возрасте и могли с кем-то сводить личные счеты или же о ком-то судить на основании мнений родственников и друзей. Но вот П. Г. Дивов обвинял Кочубея в честолюбии и мелочности и вкупе с Новосильцовым в полном незнании дел в своем отечестве. Княгиня Е. Р. Дашкова «с грустью» отмечала, что Александр I «окружил себя молодыми людьми», которые «небрежно» относились к людям пожилым и опытным.
Историк XIX в. М. И. Богданович давал такие характеристики нашим героям: Н. Н. Новосильцов «человек со светлым умом, образованный и в некоторой степени ученый», хорошо знал Англию, но не знал Россию, он считался малоспособным к постоянным и усидчивым занятиям; князь А. Чарторыйский «получил всестороннее образование», но многие русские его не любили, «видя в нем заклятого врага России» и сторонника восстановления польской государственности; граф П. А. Строганов человек «с прекрасной и благородной душой, начитанный и приятный в беседе», но его влияние на дела основывалось лишь на тесном союзе с вышеназванными лицами; граф В. П. Кочубей также «знал Англию лучше России» и т. д. А. Н. Пыпин, однако, пенял М. И. Богдановичу за подобные характеристики, полагая, что они бросают «тень» на ближайших соратников императора[44]. Мы обратились к оценкам членов «Негласного комитета» для того, чтобы читатель понял, что к этим лицам было много претензий и они отнюдь не являлись абсолютными авторитетами среди политически мыслящих людей того времени.