7
Я вскочил, риторически вопрошая: «А насос ли я?!» В доказательство того, что я насос, то есть, в данном контексте, трезв, я демонстративно решился пройтись по доске пола трезвый человек делает это ровно, без выкрутасов Думаю, что шёл я ровно, но через несколько шагов осознал, что движения мои напоминают рывковую пластику Терминатора или Робокопа. В голове, в шее что-то щёлкнуло. Я сильно заржал.
Репа удыхала надо мной, показывая пальцем, а сам я непонять над чем и уже не останавливался весь вечер!
Вот все пришли опять на кухню пить чай; я лежал на полу возле мусорной корзины с арбузными корками и смеялся навзрыд. Репа пыталась что-то сказать мне, я что-то ответил, она что-то ответила, я тоже что-то и мы удохли радикально, осознав, что наш диалог состоял из одних местоимений типа «что-то», «какой», «который» невозможно даже его реконструировать никто не называл то, о чём спрашивал и отвечал, а лишь имел в виду, причём каждый своё Потом Репопрофанка начала сознательно подначивать: «Вчера смотрел у Троицкого в Обломове дед сидел нижняя губа прям во-о! и оттягивает что есть дури свою губу, прям как хобот, медведь-губач!» Все ухахатывались, осознавая этот прогон как старинную конопляную затею прикалываться над тем, кто в г о; я дох, потому что не мог остановиться (сильно ломило в затылке, в самой голове сзади как бы не треснула, не взорвалась, как бы с ума не сойти, ведь невозможно остановиться!! да и челюсть, да и живот уже); только ОФролов был мрачен и смотрел на всё с нескрываемым презрением и скрытой завистью.
Хозяин хаты суетился, разливал всем в чашки чай. Я пытался хоть как-то уловить свои мысли, сконцентрироваться на чём-то серьёзном, пытался повторять про себя: «Всё, хватит смеяться, всё иначе всё», а Репка совсем опустилась и опростилась: опустилась ко мне и начала театр Петрушки: «Хоп, б ть!» и показывает палец я удох по-дурачему навзрыд «Оть, б ть!» и показывает на второй лапке то же самое, аж до слёз!
«Сань, подержи чайник», обратился ОФролов-2 к своему тёзке с незначительной, незатейливой просьбой кажется, ему нужно было обойти стол, чтобы налить кому-то чай, но для этого надо было переставить стул или чашку на столе. ОФролов ничего не ответил, он был очень мрачен. Никто ничего не сказал да и вообще не придал этому особого внимания, ОФ-2, конечно, обошёлся как-то сам Однако минуты через три ОФролов как-то дёрнулся и брякнул: «Давай, Сань, подержу». Все аж со стульев попадали, в том числе и сам Великий. Наконец и его прорвало, и все мы стали удыхать ещё радикальней, по преимуществу уже над ним: он говорил, что осознаёт, что спит, а мы все ему снимся, а на самом деле мы с ним по-прежнему живём на Московской, и никакой квартиры Дядюшки деда, и никакого деда, а уж тем более бабки, упомянутых нами в качестве аргументов, нет. «Вы меня специально путаете, я, блин, вас знаю», повторял он, растерянно озираясь, словно уж отчаявшись увидеть хоть что-нибудь знакомое, а мы дохли над этим, а он над нами или просто за нами.
«Сань, подержи чайник», обратился ОФролов-2 к своему тёзке с незначительной, незатейливой просьбой кажется, ему нужно было обойти стол, чтобы налить кому-то чай, но для этого надо было переставить стул или чашку на столе. ОФролов ничего не ответил, он был очень мрачен. Никто ничего не сказал да и вообще не придал этому особого внимания, ОФ-2, конечно, обошёлся как-то сам Однако минуты через три ОФролов как-то дёрнулся и брякнул: «Давай, Сань, подержу». Все аж со стульев попадали, в том числе и сам Великий. Наконец и его прорвало, и все мы стали удыхать ещё радикальней, по преимуществу уже над ним: он говорил, что осознаёт, что спит, а мы все ему снимся, а на самом деле мы с ним по-прежнему живём на Московской, и никакой квартиры Дядюшки деда, и никакого деда, а уж тем более бабки, упомянутых нами в качестве аргументов, нет. «Вы меня специально путаете, я, блин, вас знаю», повторял он, растерянно озираясь, словно уж отчаявшись увидеть хоть что-нибудь знакомое, а мы дохли над этим, а он над нами или просто за нами.
Вскоре они решили ещё более кардинально над нами подшутить и сказали, что пора домой. И все ушли в том числе и Репа, которую мы слёзно умоляли не бросать нас и проводить специально выскочила на улицу и через минуту уже была такова. Мы за ней никого; кругом ночь, темь, холод и как-то не так
Мы, великовозрастные молокососы, ещё не знали что такое «измена» даже как понятие, а теперь вот столкнулись с ней на практике (естественно, не осознавая, что это она в этом весь фокус, весь «эффект процесса»!). А может и не весь
Продолжение 27
И наконец, самый ответственный момент когда всё выпито, все уже пьяны, но есть ещё деньги и возможности нужно принять решение: продолжать или разойтись по домам. Естественно, что мы с Сашей в таких случаях никогда не расходились ко мне в берлагу и ещё два портвейна тогда всё. Даже экспромтом с ним стих сочинили:
Давай возьмём
потом ещё
потом ещё
ещё ещё ещё
и всё.
Это понятно, но ведь теперь Если ещё выпить тут, пытался рассуждать я, то я просто не дойду до дома и Зельцер не уедет она наверно и так уже не уедет Да и Саша наверняка с ней увяжется Короче, я был уже совсем беспомощен: не мог не только ходить ровно и действовать решительно, но и разветвлённо рассуждать ясно одно: Саша меня забрал бы да и сопроводил домой, где мы бы ещё чуток выпили Я не учёл лишь одного Зельцер с нами одной крови. «Поедем ко мне», сказала она. Я стал подниматься и прощаться, с ужасом представляя поход до дома, отмыкание замка, запах всякой дряни в неработающем холодильнике, поход за водой в колонку «Ты что с нами не поедешь?» в один голос удивились они. Зачем же я-то? всё-таки кое-что я понимал, вернее, не понимал «Нет, сказал я, я так сказать» Но они не стали меня особо выслушивать и буквально под руки вывели к дороге ловить мотор.