Отношения вполне естественные, то есть сугубо материальные, решил я идти напропалую. Ведь капитан уголовщик, сотрудник уголовного розыска, и вряд ли это его работа проверять столовые и работников общепита.
Что значит «материальные»? явно заинтересовался он, усаживаясь на своем стуле поудобнее и вперяя в меня взгляд своих немигающих карих глаз.
Обычное дело. Мяса я хотел купить. В дорогу, сказал я как можно беззаботнее. В магазине, как вы знаете, не достать хорошего, а я раньше в общепите работал, вот и решил помощью коллеги в этом деле воспользоваться. Но, как видно, тяжело вздохнув, продолжил я, не судьба. Милиция теперь настолько оперативно работает, что знает наперед все прегрешения любого советского труженика, так сказать, видит их перспективу.
Откуда ты знаком с Ниной? вновь спросил капитан, не обращая внимания на мои подколочки.
Сегодня, вернее уже вчера во время завтрака в столовой мы и познакомились, бросив взгляд на часы, висевшие на стене, которые показывали половину первого ночи, ответил я.
По какой такой привилегии ты находился там и кушал завтрак в ее кабинете? задал он новый вопрос.
А это. Так я же вам уже сказал: я работал раньше в общепите, так что мы с ней хоть и бывшие, но коллеги, общий язык сразу нашли.
А сейчас, ночью ты к ней направлялся за мясом, что ли?
Ну да, ответил я. Понимаете, днем я это мясо помог ей поднести домой. (Насколько я понимал, Нина находится в каких-то отношениях со Шрамом, поэтому, решил я, она, для своей же пользы, подтвердит сказанное мною). А вечером хотел забрать, так как днем, сами понимаете, на работе коллеги, а дома соседи, глаза, уши, и всякие другие, в том числе внутренние органы.
Вот-вот, воодушевился моими словами и даже как будто приободрился Шрам, что ты там хотел сказать насчет других органов?
А теперь скажу тебе кое-что, как мужчина мужчине, капитан. Даже если у меня и были какие-нибудь мысли насчет «органов» если, конечно, мы говорим об одном и том же, решил я играть с ним в открытую, так после нашего разговора все эти мысли пропали раз и навсегда.
Навсегда ли? не поверил Шрам.
Можете не сомневаться. Сами подумайте, на черта мне с вами связываться? Мой наиглавнейший орган голова, капитан, сказал я, и я хочу, чтобы этот орган, то есть, мыслящий, оставался целым в первую очередь, а уж другие органы при соблюдении главного условия можно применить в любом другом месте.
Мудро рассуждаешь, согласился капитан. Так ты мне, значит, хочешь сказать, что постараешься не расстраивать меня и не попадаться больше на глаза.
Рад, что вы меня правильно поняли. Даже с голода буду умирать, а в эту столовую больше не зайду, да и так бы не зашел, если бы знал о вашем существовании.
И вино больше не будешь продавать?
Продавать не буду, а вас, если хотите, могу угостить, только заранее предупреждаю оно невкусное, полуфабрикат, пойло, одним словом.
Хорошо, молдаван, сказал он вставая. Знай и помни мою доброту. Шрам никого и никогда даром не наказывает. Я пошлю с тобой человека, наполни ему тару, что будет при нем.
Договорились, повеселел я и пожал протянутую капитаном руку. Он задержал мою ладонь в своей руке и сказал негромко, глядя мне в глаза:
Эта женщина дорога мне, парень, но у нее есть муж, который сидит за убийство, а у меня жена, так что ты, надеюсь, понимаешь, что между нами все не так просто. Впрочем, хлопнул он меня по плечу, тебе эти подробности знать необязательно, ты здесь человек посторонний и случайный.
Верно, случайный и посторонний, эхом отозвался я. Нынче здесь, завтра там.
Верно, случайный и посторонний, эхом отозвался я. Нынче здесь, завтра там.
Когда я, покинув здание РОВД, вышел на улицу, звездное небо, встретившее меня за порогом здания, показалось самым прекрасным из того, что я видел когда-либо в жизни. Оно было бесконечно огромным, и не в клеточку, то есть без решеток. Добравшись до вагона все в том же «уазе», я налил сопровождавшему меня сержанту-водителю вина в канистру, грелку и даже в графин и термос ему лично, затем проводил уезжавшую машину взглядом, после чего, переодевшись, стал подробно рассказывать Володьке обо всех своих приключениях и ночных передрягах. Он только посмеялся. Выговорившись, я успокоился, и мы завалились спать, так как на часах было уже около четырех утра.
4
Следующий день в нашем положении ничего не изменил: мы потихоньку подторговывали вином, милиционер, дежуривший на вокзале, получил от меня 25 рублей и теперь прохаживался по перрону взад-вперед, делая вид, что не замечает ни вагона, ни клиентов, суетящихся вокруг него. Уже ближе к обеду к нам среди прочих наведалась семейная пара, которая несколько раз и прежде приходила за вином, причем все это время они были вдвоем, не расставаясь. Слово за слово мы разговорились. Ему было чуть меньше тридцати, ей 25. Они рассказали, что у них есть собственный домик совсем рядом с вокзалом, всего в четырех кварталах от места нашей стоянки. Имена у наших новых знакомых были забавные: его звали Поликарп, ее Ева.
После того, как я налил своим собеседникам по баночке «за знакомство», мы с Володей были приглашены искупаться в домашней баньке. По-черному. Я тут же с радостью согласился, а Володя сказал, что ждет со смены Веру и поэтому останется в вагоне. Поликарп на радостях понесся домой топить баньку, а я в сопровождении его супруги Евы, женщины, приятной лицом и пышной телом, отправился следом. Канистра на пять литров слегка оттягивала мне руку, в карман куртки на всякий случай я сунул бутылку водки. Дорогой мы с Евой разговаривали за жизнь, и я, плотоядно поглядывая на нее, уже не жалел больше, что пролетел вчера с Ниной женой убийцы-уголовника и ментовской любовницей, то есть объектом довольно опасным для ухаживания.