Понятный только русским «Старый Новый год» четырнадцатый день массового, повального, официального, немыслимого по размерам, пьянства. Последний рывок на последние деньги завтра четырнадцатое января. Хорошо, хоть ноне аванс. Вся кодла в сборе. При тотальном дефиците продуктов полные холодильники и полные столы. Как говорил мой маленький сын: «Будем делать припасы». Остается добавить: «И будем их есть». Дикие игрища с переодеванием, раскрашиванием, песнями и плясками. После полуночи полный экстаз, места мало идем по соседям и знакомым «посевать». Яркая, шумная компания. Гармонист наяривает, народ подает на колядки: мелочь, еду спиртное. В ответ сыплем крупой, конфетами. В очередной квартире выясняется, что одна калядовщица уже несколько часов ходит по снегу в тапочках на босу ногу, поверх которых, почему-то, надеты капроновые колготки. На другой из одежды только шелковое платье, безрукавка и корона Снегурочки. На улице сибирская зима, но ни одна не простыла.
Работа авральная на праздники, с 1-го по 9-е мая, огромная нагрузка «до», «во время» и «после». Девятого «отстрелялись» и отметили, сначала на работе, как водится, потом в ресторане, где и «озарила» гениальная мысль переходить из ресторана в ресторан на центральной улице и непременно дойти до последнего кабака на ней.
В ресторане огромной гостиницы не сиделось, переместились в бар. По пути поспорили, что один из парней не сможет меня переносить из ресторана в ресторан на руках. Запер на восьмой этаж с первого, по лестнице. В следующий трактир нес по улице, довольно далеко. Народу, ясно дело валом, всем развлечение. Финал в моей квартире она, как раз, в конце маршрута.
Песни. Само собой, орали всегда и пели, и подпевали. Танцы с фендибоберами.
Поспорили о чем-то на ящик «Медвежьей крови» с одним музыкантом. Он проспорил. Купил. Днем, с обеда до вечера, выпили втроем, сходили за добавкой. Ему вечером на работу пошли провожать. По пути кум меня перехватил, но двое других благополучно добрались до работы и, таки, отработали.
Новый год. Дикое количество предновогодней работы и дикое же количество выпиваемого в каждый предновогодний день. В канун сам Бог велел. Спать легли в шесть утра, в семь встали и на работу. Долго искали одежду, перешагивая через спящих. На улице минус двадцать пять, транспорт ходит условно. Добрались, сняли верхнюю одежду, подруга оказалась в свитере, колготках, но без юбки, соорудили нижнюю часть из большого платка. Когда она сняла сапоги, выяснилось, что носки от разных пар. Один свой, другой чужой. Слегка опохмелились, пошли работать. После работы снова отметили, поехали на общую явку, там все уже веселые. Парень в одном носке, хоть и пьяный, но узрел свой второй носок на подруге. Ругался, что не мог из дома выйти. Утешили к лучшему, мороз на улице.
Перемещение из дома в дом большими пьяными компаниями самое обычное дело. На подъем легки, не смотря на любую тяжесть опьянения. Постоянное озорство, балаган.
Новый год для всех праздник, для кульков работа, плюс «халтура», самые большие заработки в году. Бесконечные утренники и, как теперь принято говорить, «корпоративы». Вечером на последнем корпоративе перебрала, ночью продолжила с коллегами. Утром выяснилось, что выпитое колышется во мне от ротика до конечностей. Утренник первый в десять утра, у черта на куличках. На улице мороз с ветром, автобусов ни дьявола нет, такси упорно не едет. Добираюсь, все же, кое-как, еще минут двадцать хожу по ледяному насту кругами, ищу школу. Наконец, нашла. Когда меня видит мой партнер еврейский Дед Мороз, у него только одно восклицание: «Мама дорогая!». Хорошо не матюкается, воспитанный. Даже долгая прогулка по морозу не принесла желанного протрезвления. Гримируюсь-маскируюсь. Что делать? Обычно он за мной ходил, «работал фактурой», я все делала, а тут?! Он мужественно говорит: «Ты только ходи, я все сделаю! Ходить можешь?». Ходить я могу, но сомневаюсь, что он все сделает. Вариантов нет пошли. Три елки (или четыре?), как с куста. К третьей сознание и речь ко мне вернулись и все, как по маслу. «Дед Мороз» не пьющий, к тому же, не профессиональный актер, потому не понимает, как смогла мобилизоваться и работать к концу уже на полную.
Первого января Новогодний утренник в огромном ресторанном зале. Детям, кроме сладкого стола, полагается представление. Даже профессиональный «Дед» не выдержал предновогодней гонки сошел с дистанции, Снегурочка потеряна безвозвратно где-то на их запутанном маршруте. Время 830, лихорадочно обзваниваю всех, кто может выручить. 9 часов одеваю Снегуркой молодую еще, но спитую и прокуренную, тощую, страшнууую, как моя жизнь, методистку. В короне и голубенькой шубке эта прожженная б..дь смотрится фантасмагорически. 930. Не опохмеляющийся директор, страдающий от абстиненции жутко, нарезает круги и дергает меня непрестанно. Есть про что дети уже переоделись в карнавальные костюмы и заполняют зал. Наконец, подъехал мой хороший друг, музыкант. Конечно, еще пьян с Новогодней ночи. К тому же, строен и юн. Как всегда, риторический вопрос: «Что делать? Черт, возьми!». Никаких «толщинок» (подкладки театральные на живот и прочие места) в помине нет, костюм-то на фактурного деда со своими собственными телесами рассчитан. Наматываем на парня максимум ресторанных скатертей. Все равно, как березка. «Чудо-Снегурочка» уже зовет с детьми: «Дедушка Мороооз!». Поехали! Что говорить не знает, лепит все подряд или просто «ходит» за Снегуркой, отвечает на её вопросы впопад и не. Отпустило.