Она работала наездницей и с каждой секундой чувствовала, что ее раскаленные ягодицы бьются не о кости, покрытые мертвой кожей, а об упругую и теплую плоть. Сквозь туман острейшего наслаждения, застилавший глаза, сквозь звон в ушах и свербление в причинном месте, она видела, как грудь, плечи, голова мумии разглаживаются, розовеют, и труп превращается в живого Ивана. Грудь его вздымалась все выше и выше. Потом он понял наездницу низом тела и стал помогать ей в яростных поисках глубины. Он подбрасывал её так высоко, что она кончиками взлетавших волос касалась сводчатого потолка, но «причленялась» именно туда, куда нужно, получался охуеннейший батут ужаса и наслаждения.
Бывшая мумия долгим стоном так что задрожали стены отметила заключительную точку экстаза. Инга, содрогаясь на горячем столбике, умасленном мужским семенем, не заметила, как изо рта бывшей мумии вместе с кровавой пеной выскочила черная клипса.
Не открывая глаз, мертвец схватил клипсу и всунул в Ингину ладонь. Девушка, добегавшая последние метры сумасшедшей любовной скачки, не заметила этого.
Освободившись от обмякшей мужской плоти, она в изнеможении склонилась на Иванову грудь, выдохнула бессмертную шекспировскую (или гётевскую?) фразу «Дас ист фантастиш!» и после секундного отдыха подняла глаза.
Иван лежал со смеженными веками, мерно дышала грудь, в уголках рта запеклась кровь. Он вытянул руку, отстраняя ее, и приподнялся, не открывая глаз. Осторожно столкнул Ингу с ложа и махнул рукой, мол, свали! Она обернулась и увидела в проеме между каменных плит, освещенный прямоугольник балконной двери.
У самого выхода девушка оглянулась. Иван сидел все в том же положении, но тело и голова на глазах истончались и желтели. Слегка воняло мертвечиной.
Войдя в спальню, она оглянулась еще раз. Но таинственная зала исчезла. За балконной дверью шумели тополя, и сереющее небо предвещало близкий рассвет.
Инга совершила интимный туалет и в изнеможении рухнула в кровать, унося в провал сна мысль о новой олимпийской дисциплине порнобатуте.
Часть 3
Она проснулась от разламывающей боли в руке в ладони была зажата клипса с рябью запекшейся крови. В ужасе Инга отбросила ее, вскочила с кровати. Отдышавшись, попыталась успокоиться. На балконных перилах болталась на ветру её ночная сорочка, на тополе за балконом шелковые трусики: все семь штук. Ей стало ужасно жалко их, она даже подумала подговорить какого-нибудь ловкого уличного мальчишку снять их за небольшое вознаграждение и вернуть ей, но было шесть часов утра, и все мальчишки спали.
Она долго сидела с закрытыми глазами, пытаясь отогнать кошмарные события прошедшей ночи, и внушить себе, что это был галлюцинаторно-яркий сон. Но получалось не очень, потому что клипса была вот она, а трусики вон они!
Когда Инга открыла глаза, воздух мерцал, а предметы отдалились, как в перевернутом бинокле, шумы с улицы доносились приглушенные, будто сквозь вату. Она всхлипнула и сказала «Боже!» голос был еле слышен. Инга зарылась головой в подушку, сверху накрылась маленькой и жесткой той самой, которую Иван подкладывал иногда под ее сладкую попку во время изысканных и сумасшедших любовных утех но некуда было деться от навязчивого рефрена: «Не отвяжется! Не отвяжется!..».
Сквозь помехи голосочков прорвался далекий звонок телефона. Инга схватила трубку. Голос был дальний, почти инопланетный, он сказал. Привет, Инга!
Здравствуй, Ваня.
Ты что бредишь? Олег это!
Ты себе новое имя взял?
Инга?!
Ваня, зачем ты преследуешь меня? Мне страшно! Не губи меня!.. Не веди себя как козёл!..
В трубке молчали, но где-то звонили. До девушки дошло, что это входная дверь. Она несколько раз стукнула трубку о стол, послушала, там молчали. Она положила её мимо рычага и пошла в прихожую.
За дверью стоял Олег с перевязанной головой. Чего надо?! сказала красавица неприветливо.
Пришёл извиниться.
За что?
За то, что не доверял тебе. За то, что не поверил, что ты вырубишь меня. Ты слово держишь, уважаю таких. Я сам пацан чёткий.
Извинения принимаются, сказала Инга и захлопнула дверь. Воздух мерцал так сильно, что его можно было разгрести руками. Она взяла пикающую трубку и набрала справочную
Взяв талончик, Инга долго томилась в очереди в психоневрологическом диспансере. Напротив неё сидела женщина с подбитым глазом, рядом, должно быть, ее сын с рожей павиана. Павиан озирался, двигал ноздрями и фыркал. Возможно, его ноздри щекотал воздух, который стал совсем зернистым.
Врач расспрашивала ее дальним тихим голосом, в котором угадывались участливые модуляции. У вас небольшая психопатия. Пролечим вас, и через десяток дней с вами все будет в порядке. Я выписываю направление?..
Инге было все равно. Лишь бы избавиться от болячки в голове.
Уже переодетая в больничный халат, она сидела у бородатого врача со странным именем Ганс Андреевич. Опять повторилась процедура с расспрашиванием. Потом сестра отвела ее в палату и ткнула укол. Инга провалилась в целительное забытье.
Ее будили, и она как сомнамбула, ходила на завтрак, обед и ужин, а все остальное время спала, дремала или лежала с открытыми глазами в прострации. Один раз сходила в туалет по-маленькому, где её напугал таракан.